Мужчина — тайна для женщины, а женщина — для мужчины. Если бы этого не было, то это значило бы, что природа напрасно затратила силы, отделив их друг от друга
... наворожи мне их не видеть...
Но
приходят, черти - в те урывки дрёмы,
когда кусает лоб веретено
колдуньи, и серийные паромы
увозят в Интернат Видений Босх-
А-Ля (ему не снилось, правда) - страхи...
В вулканный голос.
В небоскрёбный рост.
В тлетворный сладкий невозможный запах...
Горят поля поп-корна и шелка.
И конные бегут, иконы пряча
в копыта, - по себе же...
Пеликан
надменный - ад - глотает мир, горячий -
что пирожок, забытый на бедре
олив, топлённых дорогим железом...
Горит синичный перьевой берет
над полем-морем-пустошливым лесом,
над лезвиями искажённых ртов,
над ампулами сломанных хребтинок...
И горизонт - как виноград - бордов
до чёрного,
и брошенный ботинок
на нём цветёт, как пятна - на луне...
Пристёгнута к кошмарам. Словно к креслу
авто - ремнём.
И ночи - всё длинней.
И всё длиннее узкие порезы
на бурьяне в башке для мыльных снов
и пузырьковых радуг у ресничек
барашков, что сопят на сто носов -
уютно,
колыбельно,
когда спички
и вата (куклы -облака) сопят,
совсем как ты, и верится в их плотскость...
И в мир, который, словно зуб, щербат,
ты каждый день по коридору солнца
проходишь, не умея отличить,
где сны-не-сны-уже-не-сны...
Ты - сон свой!
... наворожи мне рай и дай ключи,
чтобы - в те сны (и пусть потом горчит!),
где я - свой сон, нетронутый, как остров...
С полной жизнью налью стакан,
приберу со стола к рукам,
как живой, подойду к окну
и такую вот речь толкну:
Десять лет проливных ночей,
понадкусанных калачей,
недоеденных бланманже:
извиняюсь, но я уже.
Я запомнил призывный жест,
но не помню, какой проезд,
переулок, тупик, проспект,
шторы тонкие на просвет,
утро раннее, птичий грай.
Ну, не рай. Но почти что рай.
Вот я выразил, что хотел.
Десять лет своих просвистел.
Набралось на один куплет.
А подумаешь — десять лет.
Замыкая порочный круг,
я часами смотрю на крюк
и ему говорю, крюку:
"Ты чего? я еще в соку”.
Небоскребам, мостам поклон.
Вы сначала, а я потом.
Я обломок страны, совок.
Я в послании. Как плевок.
Я был послан через плечо
граду, миру, кому еще?
Понимает моя твоя.
Но поймет ли твоя моя?
Как в лицо с тополей мело,
как спалось мне малым-мало.
Как назад десять лет тому —
граду, миру, еще кому? —
про себя сочинил стишок —
и чужую тахту прожег.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
