Я знал, что придется долго сидеть в приемной и купил газетку «Вести часа».
Когда-то это были две разные газеты, с большими тиражами, шумными компаниями в периоды весеннего обострения и годовых подписок.
Мировая паутина опутала самые дальние уголки, газетам стало тесно и недешево.
Они объединились.
Фотографии большие, тексты незатейливые. Много рекламы.
Некоторые фамилии были знакомы. Я знал, что многое из напечатанного можно спокойно отыскать в интернете, попозже, но надо было как-то убить время.
Развернул широкие страницы, как меха баяна.
На третьей полосе цветное фото, интервью с ясновидящей популярного на весь город салона.
Русоволосая с короткой стрижкой, дружелюбно улыбалась Вероника Михайловна Кольцова.
Ракурс был необычным, притягивал взгляд и хотелось улыбнуться – навстречу.
Я узнал её. На заре перестройки мы были СОТРУТНИками в закрытом НИИ.
Тогда была мода на умных, книжный голод, маленькие зарплаты и разговоры на кухнях о глобальных проблемах.
Она могла цитировать любой из двадцати пяти томов Библиотеки современной фантастики. Писала стихи, один положили на музыку, получился неплохой шлягер, но гонорара ей не прислали.
– Наверное перепутали с известным русским поэтом, – смеялась она.
Стройная, улыбчивая, компанейская. Могла сходу сочинить хороший экспромт, сделать поздравительный коллаж из иллюстраций в старых журналах и настругать вкусный салат.
Лаборант Валя Никитенко ошпарил руку. Она сожгла на блюдце кусочек льняной тряпицы, помазала черным «дегтем» ранку и через три дня появилась младенчески розовая кожа. Всё зажило удивительно быстро и вскоре вообще не осталось следа.
Читала выдержки из дневника своего деда-старообрядца. Он вел наблюдения за природой, погодой, людьми. Точные, интересные. В узком кругу она говорила, что и сама предрасположена к оккультизму в части астрологии и целительства.
Я читал интервью и только теперь, по прошествии пятнадцати лет понимал, что она немного старше меня и женщина – необыкновенная.
Легкомысленная молодость таких мыслей не подсказывала.
Вечером отыскал её домашний телефон. Там оказалась расселенная коммуналка. Вероника Михайловна с мужем переехали в новый микрорайон, на другом берегу реки.
Бывшая соседка выслушала мои пояснения и дала новый номер.
Мы созванились, порадовались и договорились встретиться у неё.
Я купил цветы, взял несколько фотографий.
Это была первая встреча с ясновидящей, я немного волновался и купил шампанское.
Раз в год, под бой курантов я выпиваю полфужера, но тут особый случай.
Мы расцеловались, прошли на кухню.
Чистенькие, зеленого цвета шкафчики. Уютно, просто.
– Да вы совсем не изменились! – cказал я. –Такая же стройная, обаятельная.
– Маленькая собачка – всю жизнь щенок! – засмеялась она, но было видно,что ей приятен мой комплимент.
В небольшой клетке, на подоконнике беззастенчиво заливался волнистый попугайчик. Голубовато-белый. Было чисто, аккуратно, много зелени в горшках.
Они росли буйными, яркими кустами. Странного вида цветы, над которыми кружилась небольшая эскадриья.
– Пчёлы? – полюбопытствовал я.
– Нет. Популяция голубоглазых дрозофил. Чудом – спасла.
В вазе красиво выгибались желтые бананы. Сверху грелась небольшая ящерица.
– Волшебство началось! – подумал я и понял, что соскучился по волшебству.
– Очень хорошо, что ты объявился.
– Мотался – по трем столицам – Рига, Дублин, Москва.
– Я знаю. Ты жил за границей, возле воды и занимался любимым делом.
– Верно! До океана – пешком полчаса. Теперь здесь. Жена работает бабушкой, а я пишу рассказы. Чтобы не сойти с ума. Когда получается удачно, читаю и думаю – точно, сошёл с ума! – пошутил я.
– Я тебя очень искала, но ты был далеко по всем приметам. Хотела поделиться впечатлениями.
– А я частенько думал о вас. Газет не покупал – с прошлого века, но тут – смотрю ваш портрет! Думаю перст – указающий. Порадовался. Захотелось пообщаться.
– Я же из созвездия Плеяд. В его состав входит и ваша Солнечная система и она вот-вот закончит свое пребывание на орбите вокруг Центра Галактики, где это созвездие находилось на протяжении последних двухсот тридцати миллионов лет - по вашему исчислению. Кроме того, вся наша Галактика уже подошла к конечной точке длительного пребывания на орбите вращения вокруг Великого Центрального Солнца Всего Сущего. Квантовый эволюционный сдвиг произойдет чуть позже, но не позднее 2013 года. И вот тогда система Плеяд станет частью звездной системы Сириуса и начнет вращаться по новой орбите вокруг этого солнца, образует систему высокого знания, будет местом пребывания Городов Света. Ты же понимаешь – я вошла в контакт. Город, здания прозрачные, комната, как спортзал, но ограниченная стенками. Условно, конечно. Группа детей. Семь – восемь.
Руководительница с ними. По углам комнаты легкий полумрак, формируются знания они общаются, но молча, на уровне подсознания. В легоньких комбинезончиках. На груди у каждого кругляшка, как жетон. Она светится зеленым, спрашивают – значит. Вдруг у одного он стал красным – похоже устал. Потом – еще у нескольких. Они перешли в другой уровень. Там бассейн, много детишек. Может быть тристо. Плещутся, купаются. Такие прозрачные, в воде будто растворяются. Но опять же – в полной тишине. Дальше – море бирюзовое, красивое необыкновенное...
– Неземное!
– Вот именно! В нем русалки. Точно как ты описал в своём рассказе. Помнишь - подарил мне, с автографом? Чешуя крупная сверкает, хвост большой. Изящные. И вот – очень точно у тебя было – открывает ротик, полная тишина, а ты слышешь чудесную музыку! Здорово ты – угадал!
– Да,да. – Мне было приятно.
– Дальше – дельфины блестят мокрыми спинами, черные, сверкают. Стремительные.
Подиум парит в воздухе. Прозрачный, я в нем невесомо – смотрю вниз, наслаждаюсь.
– Прямо – вот так, как у нас... или – почти?
– Нет. У нас – как у них. Мы же оттуда. И из других созвездий. Мы – такие как они, только – в будущем. Ну может быть они немного выше, лица прекрасные, подсвечены изнутри душевной теплотой. Но в толпе у них там, мы сойдем за своих.
– Может мы – в ссылке?
– Нет. Мы – звездная раса, поселились здесь по собствнной воле. Когда-то давно прилетели на Землю красивые Боги, влюбились в здешних красавиц. А мы – их потомки.
Кто-то потомок плеядинцев, кто-то – сирианец, лирианец. Или – с Арктура. Космос плотно заселен, только расстояния – огромные по земным масштабам.
– Тепло, наверное там... А у нас – минус одиннадцать. – Глянул в окно.
– Да, комфортно. И потоки яркого света!
– Расстояние делает звезды холодными, колючими. Вообще, когда я смотрю на них, не думаю насколько они горячие или холодные. Яркая звезда или нет. И какое может быть до неё расстояние? Тогда и температура и расстояние – становятся еще более абстрактными, нереальными. Такие они невообразимо громадные по нашим меркам.
– Ты рассуждаешь по-земному.
– Это недостаток?
– Другой уровень знаний, ощущений, восприятия. Осознай всю глубину своего происхождения и прийдет прозрение. То, что я говорю – уже не требует доказательств.
– Мои многочисленные недостатки – следствие не меньшего числа достоинств. Только в разное время они в разной пропорции. Или меняются местами и всё запутывают. Очень тонкая грань бывает!
– У тебя нет недостатков. Так что на Плеяду полетим – вместе.
– Иногда я ощущаю себя не таким, как все. Кентавром. Ему труднее нести свой крест. И на спине и на груди. Странно даже. Пришельцем ощущаю – точно! Может быть это срабатывает какой-то уровень другой, глубинной... генной памяти?
– Так начинается преображение – в тебе самом!
– Есть только явь и свет? Нет ни тьмы, ни смерти?
– Да. Пусть утвердится на Планете и в людях – Свет. Во имя Матери, Отца и сына их – Иисуса.
– Пожалуй – верно. Дух святой – женщина. Духовность начинается с женщин. И греховность – тоже. А как же – ревность, веселье и тоска, страх и ненависть... зависть, злоба, уныние, забвение, нерадение... хула всяческая.
– Придумки попов. Мы родились не в грехе, но от божественного. И – совершенны.
– Действительно! Получается как при культе личности – дети отвечают за родителей! Ведь так нам говорят– надо замаливать их грехи, потому что мы родились от их греха! Но мое рождение – от меня не зависит. Вот это уж точно – промысел Бога. И – потом, ведь – человек рождается в любви. И разве это – грех?
– Человек совершенен – ведь он дитя Творца и
так же – совершенен. Иисус говорил палачам –«здравствуй – добрый человек». Нет зла. Его проповедь о любви. Те кто были позже и называли себя его учениками – плохие ученики, но старательные. Как всякий примерный исполнитель, они действуют примитивно, через самое простое – рычаг страха, запреты. Рисуют ужасы ада за неисполнение..чего? Их устава? Судят. Кто– судьи? Кто взял на себя это ужасное право – карать и править? Павел – он же Савл... когда он – был прав собрая подати, преследуя Христа или позже, приняв учение Христак и имя Павел? Есть ли вера однажды предавшему? Они судят – безвинных. Какой грех может быть большим? Если пользоваться их терминами? Я – не осуждаю.
Я сидел вполоборота к коридору. В полумраке кто-то неслышно двигался. Качнулась штора, мелькнула тень. Чья? Меня встретила только Вероника Михайловна. Значит ли это, что в квартире больше никого нет? Или разыгралось воображение в звонкой тишине за спиной?
– Но ведь так сильны в нас – инстинкты. Однажды они вырываются... Это – зверье неуправляемое. И становится плохо нам... окружающим - спросил я.
– Вера – это солнце. Культура – компас для сознания. Надо помнить кто мы, откуда пришли и понятия добра и зла теряют под собой почву. Так ли верно мы истолковываем свои видения от бессознательного к реальному?
- А любовь?
– Это и есть – Бог! Сгусток тепла. Надо её пестовать, лелеять. Уникальная энергия жизни – в ней!
– И однажды я... вернусь – домой?
– Конечно! Эту данность ты должен определить как высшую правду и двигаться дальше, по сюжету, веруя и не сомневаясь. Правда – может быть в единственном числе.
Мы выпили крепчайший кофе, смолотый из зерен из пяти сортов, с небольшой щепоткой соли. Взбодрились, вспомнили общих знакомых, похвастались успехами близких.
– А почему вы решили, что я тоже – с Плеяд? Может – с Арктура?
– Смотри. – Она расстелила на столе большую, сложную таблицу с непонятными для меня, красивыми знаками. Покачала над ней кристаллическим маятником. – Видишь?
– Здесь?
– Да. Вот – моя звезда – главная из семи в Плеяде – Алкилона. Вот – твоя, чуть в стороне.
– И что – так просто?
– Надо просто верить. И воздастся – по вере, а не за примерное поведение.
– И – нет случайностей на этом пути?
– Конечно нет! Мы не всегда последовательны и терпеливы, задумываясь о чем-то важном. Мудрость суеты не терпит. Она – награда за великий труд, прежде всего – ума.
– Это единственный путь – к себе?
– Пожалуй – да. Сотвори своё сам, но по вере. Ведь ты же – Бог, на пути к дому!
Я стал одеваться. Попугайчик затих, дремал в клетке, роняя изредка голову, вздрагивал беззвучным тельцем.
В коридоре к нам вышел седой пудель среднего роста. Посмотрел глазами принципиального пенсионера из-под козырька редкой челочки.
– А как же – шампанское? – спохватилась Вероника Михайловна.
Пудель раскрыл пасть, молча зевнул.
– После возвращения с Плеяд. – Прозвучал у меня в мозгу хрипловатый голос.
Мы переглянулись. По-прежнему тихо было в квартире.
– Двадцать семь лет, а хоть бы раз тявкнул мой пудель. Даже не знаем какой у него голос!– засмеялась Вероника Михайловна.
Я завещаю правнукам записки,
Где высказана будет без опаски
Вся правда об Иерониме Босхе.
Художник этот в давние года
Не бедствовал, был весел, благодушен,
Хотя и знал, что может быть повешен
На площади, перед любой из башен,
В знак приближенья Страшного суда.
Однажды Босх привел меня в харчевню.
Едва мерцала толстая свеча в ней.
Горластые гуляли палачи в ней,
Бесстыжим похваляясь ремеслом.
Босх подмигнул мне: "Мы явились, дескать,
Не чаркой стукнуть, не служанку тискать,
А на доске грунтованной на плоскость
Всех расселить в засол или на слом".
Он сел в углу, прищурился и начал:
Носы приплюснул, уши увеличил,
Перекалечил каждого и скрючил,
Их низость обозначил навсегда.
А пир в харчевне был меж тем в разгаре.
Мерзавцы, хохоча и балагуря,
Не знали, что сулит им срам и горе
Сей живописи Страшного суда.
Не догадалась дьяволова паства,
Что честное, веселое искусство
Карает воровство, казнит убийство.
Так это дело было начато.
Мы вышли из харчевни рано утром.
Над городом, озлобленным и хитрым,
Шли только тучи, согнанные ветром,
И загибались медленно в ничто.
Проснулись торгаши, монахи, судьи.
На улице калякали соседи.
А чертенята спереди и сзади
Вели себя меж них как Господа.
Так, нагло раскорячась и не прячась,
На смену людям вылезала нечисть
И возвещала горькую им участь,
Сулила близость Страшного суда.
Художник знал, что Страшный суд напишет,
Пред общим разрушеньем не опешит,
Он чувствовал, что время перепашет
Все кладбища и пепелища все.
Он вглядывался в шабаш беспримерный
На черных рынках пошлости всемирной.
Над Рейном, и над Темзой, и над Марной
Он видел смерть во всей ее красе.
Я замечал в сочельник и на пасху,
Как у картин Иеронима Босха
Толпились люди, подходили близко
И в страхе разбегались кто куда,
Сбегались вновь, искали с ближним сходство,
Кричали: "Прочь! Бесстыдство! Святотатство!"
Во избежанье Страшного суда.
4 января 1957
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
