Сомненье в подлинности сходства
С прежним мной:
Я понял вдруг, что стал неузнаваем,
"Я" отчужден от "я", тесним стеной,
И для себя недосягаем.
Безличность - отчужденности залог,
Но впереди еще метаморфоза -
Когда души скорлупку слущит Бог
И сплюнет в землю чешую невроза.
Cергей Слепухин
В городе N. жил Nekto. В большой старинной квартире, до потолка заставленной книжными полками. Он мог часами рассматривать иллюстрации и картины художников, обменивался своими яркими впечатлениями на ФсБ. Так за короткий человеческий век он проживал множество жизней, вместе с героями любимых книг.
Глаза утомлялись, будто он бесконечно долго смотрел на поплавок в солнечных бликах воды и боялся пропустить момент поклевки.
Он выходил на прогулку. Люди толкались, матерились и хамили. Он вглядывался в злые лица с содроганием и думал, почему они такие утонченные в комментариях на ФсБ и такие нЕлюди друг перед другом?
Он не пытался быть как все, знал, что не получится, хотя и выглядел как все. Он замыкался в своём странном скольжении над реалиями жизни, находил в себе мужество не спрашивать, и не пытался переделать этих слепцов.
Цветущие кусты, красивые деревья и растения – это души ушедших. Они не догадывались в обычной жизни, что настоящие романтики. И вот сейчас подают знаки, привлекают внимание броскими красками. Навёрстывают запоздало и виновато.
Он ходил по городу и видел, что внутри люди ранимые и разные, а грубость и хамство – как сезонная линька, после которой они поймут, покаятся, вернутся к началу всего – любви. И вновь обретут красоту.
Он пытался заговорить, но глаза у них были прикрыты или опущены вниз, от него шарахались. Обескураженный, он возвращался к себе.
Звуки извне пробивались к нему, словно через большие морские раковины особенной музыкой. И было весело, хотя он и боялся пропустить позывные этой странной глухоты людей возможной неловкостью недопонимания.
Звезда мерцала красноватыми проблесками, пульсировала лучами, казалось она стремительно приближается на встречу с ним. Его – звезда. Он, как маленький остров в безмерной необъятности океана, но звезда – нашла его. И где-то в страшном и невидимом холоде космоса что-то происходит – рождается и умирает, а он об этом может только догадываться и принимать, либо отрицать эту данность, на уровне зыбких ощущений, не смея и, не умея – повлиять.
От этой перспективы дыхание перебивалось, тотчас же возникала неуверенность и опасное ощущение беспредельности мира смещалось, вкрадчиво вползало в него.
И так ли им всем необходимо его обостренное отношение к чужим, странным, случайным и непонятным людям?
Верующий и верящий – это как настоящее время и будущее. У каждого по-своему.
Часто снился один и тот же сон. Он заходит в кинотеатр. Смотрит из темноты пустого зала бесконечный фильм. Вдруг начинает стремительно расти. Вот уже он – выше деревьев, домов, телебашен и небоскребов, упирается головой в облака, чувствует в их бестелесной глубине прохладу летнего утра, она бодрит и копится где-то возле сердца. Раздается страшный грохот. Через него проходит белый зигзаг молнии и её бешенная сила с гулом проникает в земную твердь.
Потом в памяти неожиданно всплывают отдельные эпизоды.
Кинотеатр и молния – всегда те же. Запах грозового озона, страх всякий раз – всеобъемлющий и реальный. Сон – мучительный, как смерть в задраенном отсеке подводной лодки.
Бывали дни усталости. Он вдруг остро ощущал полынную горечь тщеты.
Тогда он делал очередную попытку быть как все и со всеми. Он вновь скучал, но по-другому, корил себя и всё повторялось вновь. Он терял веру, поэтому итогом его усилий казалось – Ничто. Он так ясно это понимал. А ведь он стремился создать – НEчто!
Можно весь дом обставить часами, надеть на каждую руку по точному хронометру и не знать – какое же сейчас – Время! Не угадать, пронестись невозвратно на бешеной скорости –мимо.
Нечто стало Ничем, хотя и возникло из чего-то, но так там и осталось странным эмбрионом – Никем, Нигде – вне реального времени, заскочив странным образом из Никогда – по пути в Никуда. Всё вместе складывалось в Ничтожное. Ноль на ноль – давал ноль. И этот ноль – был он сам!
Многочисленные «ни» соединялись в кольца, они смыкались в цепь и крепко держали его на коротком, жестком повадке. Длина поводка – степень его свобод.
В полной праздности он садился у окна, отрешался от внешнего мира и начинал сосредоточенно играть в звонкие пустышки слов. Символы, похожие на лаконичные звуки морзянки.
Глупые считалки!
Он уставал мысленно жонглировать занятными словами. Они были мертвы в отрыве от людей и жизни за окном, словно спали на желтых страницах толстенных томов всезнайки-словаря.
Скука вила в нем гнездо из жестких, колких прутиков грусти. Он пытался сформулировать философию скуки. Бесцельность созерцания разрушала прошлое и будущее. Поэтому время тянулось отвратительной, бесконечной лентой и он ничего не мог с этим поделать.
Он решил убежать от себя и улететь в город N. Самолет набрал высоту. Под крылом застыли облака. Он через иллюминатор физически ощущал их прикосновение к коже, стремительный напор ветра и ослепительное сияние белого, как расплавленный алюминий солнца.
Потом небо стало чистым и огромным. Он прикрыл глаза.
Это было прикосновение к Вечности, для которой он просто не существовал.
Самолет выполнил по квадрату заход на посадку. И приземлился… в городе – N.
Nekto соединил по дуге два земных полушария. Они захлопнулись половинками школьного глобуса и он оказался в середине огромного пространства. В самом центре возвышалась громадная, серая глыба Философии Скуки. Всё во всем потеряло смысл.
Страдание сменилось скукой. Что-то умерло в нем, чтобы потом перевоплотиться в другое. Но так ли бессмысленна – Скука? Попытаться заменить максимализм – иронией? И спастись от безумия!
Это было новое ощущение и он подумал:
– Всё зависит от меня. Молитва – самый короткий путь из бездны одиночества – к себе.
Но он не знает ни одной молитвы. Это делает его несвободным от зла, неизбежной скуки, перед – Ничто, потому что его усилия лишены конечной цели.
Какой?
… Блёклое утро нового дня усыпляет возбужденный мозг.
Загорится огонь, загорится
электрический в комнате свет,
где последняя императрица
зашивает брильянты в корсет.
Где-то фрейлин ведут адъютанты,
избочась, в ледяную кровать.
Но дороже всего — бриллианты.
Это можно теперь не скрывать.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
