Когда – никак, и от того – беда,
с горошек перца, с кулачок младенца, –
пишите мне, рабы и господа
сердечные – замоченной под сердцем
холодной миски рыбе в мясе слёз:
«в деревню к деду»?
«в рельсу»?
«в лаз сортира»?
Пишите письма, Кришна, Будда, Ирод! –
скрестив в них с розой пепел и навоз,
скрестив в них пальцы, гены, сны и виды…
Ведь знаете – есть миг дурной обиды.
Есть миг молчанья.
Миг-анабиоз.
Есть миг разлук – нелеченных ангин.
Есть брудершафты леших исполинов
с дубами мелких островков-бикини
под океаном Северный Стрихнин.
Есть дважды два. Делённое на «чёрт,
извечный нечет!»
Есть посольство к чёрту.
Есть ржавый кролик, щипанный, как чётки
и куры.
Хлеб ржаной.
Резной почёт
от тех, что в губы – липкую халву
(а в ней – гранаты, но, увы, не зёрна).
И дуло из трубы торчит подзорной,
когда коровки пялятся в хлеву
на мой задворок –
бледная картина:
плывёт наживка мультиком на льдине,
а под водой – кривые зеркала…
Пишите письма!
Почерк:
Чиполлино,
лимон,
оливка,
та, что – добела –
как айсберг –
«Что за мультик???»
Что, за мультик?
Обстрелянный, затёртый меж реклам?
Нет.
Из таких – не будут шить ни культа,
ни ситца, ни пальто.
Дырявый хлам.
Ату его!
Ату меня!
(В аду
просить огня заранее – учёба….)
Я – плесень.
Я – скотина.
Я – трущоба.
И в кофе, третьем, как слепой петух,
не утону.
И не пройдусь, как дух,
по гуще, сняв свой чёрный нимб, как обувь.
Ату меня!
… «налейте мне любви!
Кунжутом рук-ледышек – по височку
проедьтесь!» – не скажу.
Я из песочка
и пасочек рванулась сразу в фи-
какую прозу.
В уголок графы,
где «Итого» идёт в нули-нули,
а ноль его не может и не хочет…
Пишите письма!
– ветром,
кровью на
прокладках,
мармеладиком на пнях
столешниц дорогих,
песочком в гетрах
с заморских пляжей,
мылом и ремнём,
той тишиной, что прячется, как гном,
в гудках, длиннее вылинявшей пряжи
растянутых регланов,
чехардой
кроватною,
застреленной мечтой
и сбывшимся желаньем (слишком поздно),
рукой Пандоры,
усом Дед-Мороза,
куриной лапой,
меченной ступнёй
подбитой мухи,
музыкой на титрах –
пишите письма! –
головешки гидры-
меня.
Я буду жить в них.
Мимо вас.
А что ни строчки – ничего.
Не страшно.
/С любовью.
Подпись:
Грязь.
Не ваша грязь.
Не ваш сверчок.
Не ваши сто мурашек.
Беззубый хищник в деревянной чашке
стальнеющей.
Летающий карась,
отпущенный грехом в тот дым, в ту башню,
куда не ходят письма никогда.
Задумаешься вдруг: какая жуть.
Но прочь виденья и воспоминанья.
Там листья жгут и обнажают суть,
но то уже за гранью пониманья,
и зреет там, за изгородью, звук,
предощутим и, кажется, прекрасен.
Затянешься. Задумаешься вдруг
в кругу хлебнувших космоса орясин —
высотки, в просторечии твоём.
Так третье поколение по праву
своим считает Фрунзенский район,
и первое — район, но не державу.
Я в зоне пешеходной — пешеход.
В зелёной зоне — божия коровка.
И битый час, и чудом целый год
моё существованье — тренировка
для нашей встречи где-то, где дома
населены консьержками глухими,
сошедшими от гордости с ума
на перекличке в Осовиахиме.
Какая жуть: ни слова в простоте.
Я неимущ к назначенному часу.
Консьержка со звездою на хвосте
крылом высоким машет ишиасу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
