Художникам надо быть поскромнее и понимать, что они лишь зеркало... И фразы, которые через них идут — они очень часто идут откуда-то свыше, а не из них самих
Что-то - неправильно.
Людемельница.
Околесица
молекул, которые так и не спаззлились в человеков,
пришедших, чтоб сдохнуть.
Каждая молекула, будто хрящик, считает косточки лестницы
к Вию, который не может уронить свои веки.
Ремонтное помещение.
Ремонтируют земные нарывы.
Прилетают искатели кладов на угнанных самолётах.
В блогах пишут:
"Тер-рор.
Они всех замочат и смоют в сортир к хоривам".
Скаэите, а кто в последнее время слышал, что жабы поют в болотах?
"Ревматизм равнин.
Аритмия тюремных кладбищ.
Пекарни, где из людей делают уголь, переносящий уголь...."
О каком терроризме вы говорите, крылатый искатель кладов
в мёрзлых сердцах, загнанных оводом в полный блевоты угол?
...белые руки из труб заржавевших, алые сопли, губы -
словно чистилища, перенабитые крепким морозным зноем...
Мальчик, рождённый ни сном и ни духом, падает там, где худо.
Горький беляш прилипает к тесту.
Тесто сегодня злое.
Тесто обоев мирка, где соломе - ёрзаться шось непруха.
Клей в жабрах рыб, что учились по тесту плавать, но что-то влипли.
... там, за туннельной болотной гущей вяжет бинты старуха.
Ждёт машиниста, а он не едет, сбитый огнями ВИПа.
Там, за туннелем, скучают камни, густо потеют кочки -
дождь из слезинок земли поразрытой всё ж долетел по шпалам.
Что-то - неправильно.
В переходе баба орёт: "Носочки!"
У людомельницы девка шепочет: "Ногу отрежь, шалава"...
***
Караваны смертей. Караваи размешанных судеб.
Завтра будет ремонт. Завтра нищие станут цементом
в позвонках тишины. И распятые выйдут отсюда
недобелкой фрагмента на стенке. Настенным фрагментом.
Та стена - перебитые почки земли и дворняги,
бомж под бумером, негр между лысыми, мина в колодце...
В лейкоцитах бетона усядется солнышко на кол.
В подрехтованной камере солнце захочет колоться
и - башкой - о зернистую изгородь, что не пшеницей
разродиться сумеет, а сломанной в пяточной нише
дцп-ной душой.
И сквозняк понесёт колесницу
по хребтам пластилиново-рваным.
И - ниже и ниже
человек побежит, не касаясь ногами земли.
***
Наше место - ниже. Дикари.
Наши мощи - слаще, чем - святых.
Дерево, лишённое коры, -
наша думка в жирно-золотых
мухах на бульоне в голове,
вожделенном, - капельку бы, мааам!
Мама не вернётся из кафе
"Ненавижу".
Мама верит в храм
правильных, как бюстики, людей.
Вместо мамы - ветер да метла.
Всадники стреляют в лошадей
четырёх четырежды. Далай-
лама где-то бредит про добро.
Жрут бобры дерьмо плотин в морях.
Падает на рельсики метро
гидрой поцелованный геракл.
Падают солдатики в казан.
Бесится бухгалтер на ремне...
"Случай" - из титана стрекоза.
Детка, не рождайся-ка при ней!
За Москва-рекой в полуподвале
Жил высокого роста блондин.
Мы б его помянули едва ли,
Кабы только не случай один.
Он вставал удивительно поздно.
Кое-как расставался со сном.
Батарея хрипела гриппозно.
Белый день грохотал за окном.
Выпив чашку холодного чаю,
Съев арахиса полную горсть,
Он повязывал шарф, напевая,
Брал с крюка стариковскую трость.
Был он молод. С лохматой собакой
Выходил в переулки Москвы.
Каждый вправе героя гулякой
Окрестить. Так и было, увы.
Раз, когда он осеннею ночью
Интересную книгу читал,
Некто белый, незримый воочью,
Знак смятенья над ним начертал.
С той поры временами гуляка
Различал под бесплотным перстом
По веленью незримого знака
Два-три звука в порядке простом.
Две-три ноты, но сколько свободы!
Как кружилась его голова!
А погода сменяла погоду,
Снег ложился, вставала трава.
Белый день грохотал неустанно,
Заставая его в неглиже.
Наш герой различал фортепьяно
На высоком одном этаже.
И бедняга в догадках терялся:
Кто проклятье его разгадал?
А мотив между тем повторялся,
Кто-то сверху ночами играл.
Он дознался. Под кровлей покатой
Жили врозь от людей вдалеке
Злой старик с шевелюрой косматой,
Рядом - девушка в сером платке.
Он внушил себе (разве представишь?
И откуда надежды взялись?),
Что напевы медлительных клавиш
Под руками ее родились.
В день веселой женитьбы героя
От души веселился народ.
Ели первое, ели второе,
А на третье сварили компот.
Славный праздник слегка омрачался,
Хотя "Горько" летело окрест, -
Злой старик в одночасье скончался,
И гудел похоронный оркестр.
Геликоны, литавры, тромбоны.
Спал герой, захмелев за столом.
Вновь литавры, опять геликоны -
Две-три ноты в порядке простом.
Вот он спит. По январскому полю
На громадном летит скакуне.
Видит маленький город, дотоле
Он такого не видел во сне.
Видит ратушу, круг циферблата,
Трех овчарок в глубоком снегу.
И к нему подбегают ребята
Взапуски, хохоча на бегу.
Сзади псы, утопая в кюветах,
Притащили дары для него:
Три письма в разноцветных конвертах -
Вот вам слезы с лица моего!
А под небом заснеженных кровель,
Привнося глубину в эту высь,
С циферблатом на ратуше вровень
Две-три птицы цепочкой.
Проснись!
Он проснулся. Открытая книга.
Ночь осенняя. Сырость с небес.
В полутемной каморке - ни сдвига.
Слышно только от мига до мига:
Ре-ре-соль-ре-соль-ре-до-диез.
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
