Не поверишь, но от нас никак не уйдёт лето.
Это потому, что я не хочу его отпускать.
Да знаю, что уже давно пора, и его заждались где-то,
Но мне нравится такая игра, и я забавляюсь опять.
В кошки-мышки. Кошка, конечно, я.
Держу его за хвост, а оно ни чуть не боится
И, в общем-то, даже и не спешит.
Строит заячьи морды-лица
И этим каждое утро меня смешит.
Представляешь,
Пристроилось на клумбе у подъезда,
И цветёт самым бессовестным образом.
Вот такое оно. Завело копилочку
И складывает всё, что нам с ним дорого:
Твои смешинки - конфетные фантики,
Песенки, стихи - цветные стёклышки.
Пусть не твои, но самые-самые…
Щепку от лодочки, птичьи пёрышки.
Да, от тех двух, чёрной и голубой.
Я не знаю, где теперь эти пропащие.
Когда-то они были мной и тобой.
Но это в прошлом. А настоящее
Обещает зиму. Долгую-предолгую.
И, знаешь, если мне станет совсем плохо,
Я разгребу сугробы на клумбе
И через ледяную корочку увижу наши секреты.
Как в детстве. Да, чуть не забыла:
В автобусах до сих пор раздают счастливые билеты!!
Люди, кому нужно счастье за двенадцать рублей?
Срочно куда-нибудь отправляйтесь!
Я уже получила.
А теперь серьёзно.
Если вдруг… Ну, это так, на всякий случай.
Я была самолётиком в прошлой жизни.
В общем, белые дорожки в небе -
Это будут мои тебе приветы.
И… я уже, кажется, говорила…
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
