... а ночи - как чёрный зонт,
а губы - как серый зондик,
и пусть я вам - желчь и смрад,
я - пёрышко - облакам.
А вы мне : "Кошмар-позор!",
а вы им: "Террибль-экзотик!",
и - супчики с баллюстрад,
и - косточки шашлыка -
по морде...
Вы мне смешны,
как дети, что делят небо
на пыль самолётных пуль
и физику мёртвых тел;
как угол, где ни души,
икона эпохи нэпа,
соседский потоп буль-буль
и горстка кошачьих дел;
как стайка беззубых баб
на сэконде мёртвых радуг,
как шкодный трусливый пёс
(нос спрятал, а зад торчит...)
Красавицы фотожаб,
завистники к бесу в прада
(но в белых одеждах, хвост
скрывающих) - на печи
по миру несутся...
Мир
и шею скрутил - не сбросить...
Мир лечит радикулит,
и взрывы на позвонках...
Я - дырка в облунке "сыр",
я - рыба под альбатросом,
я - ветер, что не скулит,
а землю вот в тех венках
целует - роднится - и
землёй говорит, анализ
не делая на червей,
цемент, кровянит, гробы...
Плывут облака-птенцы
на солнца дрожащий палец,
под палочку мошек-фей
целуются воробьи.
И вы мне смешны - как сон
пластмассовой куклы - богу,
как смех голубых прим-дон
над кваканьем лягушат...
Не велено мне дышать?
И горло бросать в бидон?
Пылинкой забьюсь под ноготь
планеты, и чёрный зонт
раскрою над головой.
Спать, рождественский гусь,
отвернувшись к стене,
с темнотой на спине,
разжигая, как искорки бус,
свой хрусталик во сне.
Ни волхвов, ни осла,
ни звезды, ни пурги,
что младенца от смерти спасла,
расходясь, как круги
от удара весла.
Расходясь будто нимб
в шумной чаще лесной
к белым платьицам нимф,
и зимой, и весной
разрезать белизной
ленты вздувшихся лимф
за больничной стеной.
Спи, рождественский гусь.
Засыпай поскорей.
Сновидений не трусь
между двух батарей,
между яблок и слив
два крыла расстелив,
головой в сельдерей.
Это песня сверчка
в красном плинтусе тут,
словно пенье большого смычка,
ибо звуки растут,
как сверканье зрачка
сквозь большой институт.
"Спать, рождественский гусь,
потому что боюсь
клюва - возле стены
в облаках простыни,
рядом с плинтусом тут,
где рулады растут,
где я громко пою
эту песню мою".
Нимб пускает круги
наподобье пурги,
друг за другом вослед
за две тысячи лет,
достигая ума,
как двойная зима:
вроде зимних долин
край, где царь - инсулин.
Здесь, в палате шестой,
встав на страшный постой
в белом царстве спрятанных лиц,
ночь белеет ключом
пополам с главврачом
ужас тел от больниц,
облаков - от глазниц,
насекомых - от птиц.
январь 1964
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
