зубную пасту взяв спросонья в руки,
привычно тюбик открутив от пробки,
я удивилась лёгкости нажатья
и поняла – что НЕ остановить...
пытаясь осознать что происходит,
смотрела я, как паста превращалась
в огромного живого осьминога,
пугающего скользкой белизной.
он заполнял собой пространство ванной,
икал, вращал глазами – пузырями,
но тут я заорала диким криком
и выскочила вон, захлопнув дверь.
быть может, я излишне поспешила,
в избытке чувств неловко поскользнулась,
лицом упала в зеркало паркета,
натёртого ещё вчера, не мной.
кошмар приснился – обморок случился.
я страшных сериалов насмотрелась.
пора к реальной жизни воротиться.
пришельцы мне привиделись во сне.
разглядывая дверь закрытой ванной,
на всякий случай я перекрестилась,
взялась за ручку, на себя рванула
и падая, услышала: привет!
очнувшись вновь, я глубоко вдохнула
знакомый с детства, запах свежей мяты,
почувствовав приятную прохладу –
осмелилась чуть приоткрыть глаза.
его лицо... ну как назвать иначе?
склонённое ко мне – вдруг улыбнулось:
прощения прошу, я ОЧЕНЬ страшный?
поверьте, не хотел вас напугать.
меня послали к вам с нижайшей просьбой
от всех живущих в пасте осьминогов,
и, если наша просьба не обидит –
не надо плотно тюбик закрывать.
нам скучно жить внутри закрытой пасты:
слабеют ноги, зрение подводит,
инстинкты размножения стихают,
вы поняли... могу не продолжать?
а много вас? живущих в нашей пасте?
ну что вы! нас немного, страх напрасен!
в сравнении с клещами на постели –
мы редкий, исчезающий подвид.
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
