Знаешь, в зимние сны мои редкий повадился гость - белый соболь,
Золотисто-жемчужной пастелью на чистом снегу нарисован.
Он в кедровниках прячет следы и в приметы таёжные верит,
Но следы его ищут двуногие хитрые хищные звери.
Он отважен и ловок, он смел и умён, он красив - белый соболь.
Осторожные ночи его заполняет поющий Высоцкий,
Уши в лапы уткнув, завороженный яростной музыкой жизни,
Соболь шёпотом вторит ему: "Обложили меня, обложили..."
"Редкость я, раритет, эксклюзив, эталон, феномен - белый соболь,
Белокипенный бог соболиный, стремительный и невесомый,
И полет мой взметает алмазную пыль - искрометную нежность,
Но двуногие хищные звери мечтают о белых одеждах...
Белый бег, белый снег, белый век...
Самородок тайги - белый соболь.
Вероломные лето и осень мою обнажают особость,
И не рад я руладам ручья и прохладе проталин весенних,
Ослепительно-белая участь моя - и беда, и спасенье."
Знаешь, в зимние сны мои редкий повадился гость - белый соболь,
Золотисто-жемчужной пастелью на чистом снегу нарисован.
Есть другие на свете - медведи и львы, и сурки, и куницы,
Только мне белый соболь по прежнему снится, и снится, и снится...
В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою - нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства -
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет - никому не понятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь - звезда.
Январь 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
