|
Если всё время человеку говорить, что он «свинья», то он действительно в конце концов захрюкает (Максим Горький)
Мейнстрим
19.02.2010 Горнон показал образы и смыслыВ Санкт-Петербурге прошла встреча с известным поэтом-авангардистом Александром Горноном... В субботу 13 февраля в рамках проекта «Летучий Корабль» в петербургской Галерее современного искусства фарфора прошла встреча с известным поэтом-авангардистом Александром Горноном, сообщает «Krupaspb.ru».
«Когда мы владеем языком, мы не знаем, сколько всего в нем скрыто, что влияет на нас, — подчеркнул Горнон, рассказывая о своей уникальной теории, которую разрабатывает более двадцати лет. — Полифоносемантика говорит красками, не художественными, а вербальными». Поэт, по Горнону, работает на уровне сем — минимальных «языковых единиц, позволяющих повернуть в ту или иную сторону». Так в одной строке разом рождается несколько, зачастую далеких друг от друга смыслов. Поэтому при чтении для автора так важно выделять эти значащие частички слов (и хорошо, если слушатели воспримут хотя бы 25 процентов).
Александр Горнон прочел фрагменты своей новой работы «25-й кадр, или Стихи не о том», изначально задуманной как небольшой текст, но в процессе взявшейся разрастаться и принимающей «эпический смешной размер». Чтение время от времени иллюстрировалось показом текстовых коллажей. В чтении авангардисту помогал сотоварищ по поэтической группировке «и К◦» поэт Павел Байков.
Во второй части вечера зрителям были продемонстрированы четыре анимационных фильма-стихотворенья Александра Горнона. «То, что я видел, мне представлялось достаточно скучным и бездарным, — признался Горнон, в последние годы увлеченный видеопоэзией. — Видеопоэзия — это, прежде всего, стихотворение, все остальное — подтанцовка». Горнон продемонстрировал также сюжет из телепередачи «Магия кино» и видеоклипы на тексты Иосифа Бродского и Ивана Дарумова.
После просмотра разгорелась бурная полемика, в ходе которой Павел Байков и Дмитрий Чернышев охарактеризовали фильмы Горнона не как видеопоэзию, а как «полифоносемантику в своем высшем выражении», оценив остальные клипы как крайне слабые, а Иван Дарумов обнаружил, что в фильмах и поэзии Горнона «есть мысль, есть попытка докопаться до каких-то глубинных вещей».
(Александр Горнон. Рис. Валерия Мишина)
Читайте в этом же разделе: 18.02.2010 Искандер — кавалер 18.02.2010 Сибирь приросла Букером 17.02.2010 В Курске открылась выставка Абрамова 17.02.2010 Спеллинг и дети 16.02.2010 Александр Дюма — только для черных?..
К списку
Комментарии Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
1
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
|
|