Σ 29,5

 

 

                     Кончилось детство. И нет ни печали, ни слёз,

                     Только безумный бродяга — калека-разбойник

                     Свищет, как тысяча раненых в сердце драконих,

                     И под ногами кровавое месиво роз.

 

                     Плачь, потому что чудесный сияющий мир

                     Вмиг раскололся осколками детских игрушек,

                     С болью смотри на бессилие плюшевых тушек —

                     С детством ушло волшебство. И теперь это тир,

 

                     Где, в неизвестность шагая, научишься жить,

                     Рвать и откусывать плоть от врагов и парнеров.

                     Если прекрасна, то не избежать сутенеров.

                     Будешь всю жизнь ошибаться, ловя миражи,

 

                     Плакать в подушку, размазывать тушь. Поутру

                     В зеркале мельком не видеть следы угасанья,

                     Вздрагивать от ветерка и прохладных касаний

                     Памяти о материнских касаниях рук.

 

                     С бешеной страстью искать беззаботность в любви,

                     Вновь находя лишь шипы и увядшие розы,

                     Снова и снова — всё большие требовать дозы.

                     Но тот момент ускользает, лови не лови.

 

                     Ты, как проклятая, ищешь ту старую дверь,

                     Чтобы обратно зайти в то мгновение счастья,

                     Горечи, слез и томления, чуда причастья,

                     смеси горючих приправ... Обезумевший зверь,

 

                     Не повернуть колесо, не нажать на повтор.

                     Но ничего не потеряно, сказка повсюду,

                     Просто сломай эти тонкие стены рассудка,

                     Просто шагни за обломки — Миры и Простор!

 

 

 

                      

 

 

 

                     Обрести и выхаркивать СЛО-ВО,

                     Выбирая его из болезней,

                     Из предательств, по сути не новых,

                     Из лекарств, тошнотворно-полезных.

 

                     Из любви, проскулившей собакой,

                     Из грехов, неподъемностью тяжких,

                     Из мгновений — от солнца до мрака —

                     Заплетается слово-рубашка,

 

                     Чтоб накинуть его на закаты,

                     Чтобы им оберечь от потери...

                     Слово ставит на сердце заплаты.

                     Мы хотели его! Мы хотели?

 

 

 

                      

                      Helmi. Сжатие времени

                      Σ 32,5

 

 

                     Ты можешь мне пообещать

                     Сложить из « аш два о» тетраэдр,

                     Замерзших слов кристаллы править,

                     ...а мне наутро в шесть ноль пять.

                     Ты лихорадочен и скор

                     На дежа-вю из снов, и коды

                     Веков величествуешь одой,

                     ... а мой будильник — хам и вор.

                     Причинно-следственная связь

                     Диктует шаг секундным стрелкам,

                     Стучится утро в двери: «Welcome!»

                     ...Я не княгиня, ты — не князь,

                     Обычный люд. И в декабре

                     Застынет нелюдимый город,

                     Какая разница, что вспорот

                     Кометой сон? Но мнится мне:

                     Растянут в лето день вчерашний,

                     Сквозь «было» просочился свет

                     На тени строчек «с м е р т и н е т» .

                     Ты это смог со звездной башни.

 

 

 

                      

 

 

 

Припоминаю сны. Самый первый — из очень раннего детства. Приснился Царь Салтан. На вид совсем такой, как на картинке из книжки, только «чах» он над «златом» и был на самом деле Кощеем. Сон, который запомнила, потому, может, что удивилась — как же так, Салтан, а Кощей.

 

Сон второй — вещий. Да, да… Оставьте улыбочки, неверующие в вещие сны, будь они неладны эти сны. Мне было пятнадцать, и я была влюблена тогда. По-настоящему, в первый раз. А сон такой: цветной, красочный, иду по берегу моря (странно, я никогда еще не бывала в жизни на море), слышу музыку и обалденный (простите вульгаризм, не найду не банального определения) голос — поет типа серенаду Шуберта, только прекраснее. Я счастлива, я в раю. Вижу белую розу на песке, свежую, несказанно, опять же, прекрасную. Нагибаюсь, протягиваю руку, касаюсь и... черная змея «выхлестывает», обвивает руку. Кажется, кричу без голоса... Просыпаюсь… Лежу, оцепенев, колотится сердце, поднимаю руку, смотрю... Вижу белый след — «обвив» — выше запястья и... медленно исчезает...

 

Сон третий: я ныряю в прозрачной воде моей любимой, родной реки, я наслаждаюсь, чувствую упругость воды, она ласкает меня. Выхожу на берег. Все чудесно, но свет грозовой, странный. Иду вдоль болотца, на другой стороне его — мужик, тоже странный. Понимаю, он хочет убить меня. Мы будто разговариваем мысленно. Нет, говорю я, ты шутишь, и холодею от знания, что не шутит, но все еще не верю. Он молчит, а глазами косит куда-то, как бы предлагая: мол, посмотри, куда показываю (глазами). И я смотрю... В болотце, посредине, женская нога в розоватом чулке, в коричневой туфле, торчит вверх. Дальше не помню...

 

Повторяющиеся сны — их много, очень много. Это полеты — они счастливые: по-разному, с крыльями и без, с усилиями и легко, низко — с крыши на крышу, и высоко-высоко — под самое солнце. Это падения: со скал, с балкона, с карниза. Однажды до конца, до смерти. Это проползания, протискивания по узким, сжимающимся ходам, трубам, под землей или еще где-то, но всегда с выходом, с рывком на свободу. Это разнообразные опоздания: на поезд, на работу, на праздник. Это преследование, всяческой, порой, неясно, какой именно, опасностью. И грибы еще — сбор грибов, темных, склизких, расползающихся в руках. Это одна и та же, какая-то странно детская «забываемость» меня моими близкими, любимыми друзьями, когда они уходят все вместе куда-то, а я остаюсь, меня не ждут...

 

Есть, конечно, и не повторяющиеся сны, их большинство: они со сложным сюжетом, почти реальные, в них уже не только я, а порой меня в них и вовсе нет, или я не я. Это... нет, больше не стану рассказывать, потому что надо говорить тогда уже не о своих только тайнах — самых счастливых и самых страшных, и я чувствую, что нельзя об этом. А почему нельзя, не знаю. Нельзя — и все. Пока, во всяком случае, может потом, когда-нибудь... Плохих снов больше, да...

 

Но бывают не сны, а... «предсонья», что ли, когда память, вдруг, обращается к светлому, и крутятся в голове слова простые, легкие.

 

                     Я вспоминаю, вспоминаю,

                     не вспоминаю, а мечтаю,

                     как будто то, что уже было,

                     лишь только будет впереди.

                     По склону сна, скользя по краю,

                     в потемках памяти блуждаю

                     и прижимаю все, что мило,

                     как сноп цветов к груди.

                     И я стихов не сочиняю,

                     не сочиняю — вспоминаю,

                     как будто слышала когда-то

                     их, то ли в яви, то ль во сне.

                     А кто их пел... спроси — не знаю,

                     но точно птиц небесных стаю

                     я принимаю их, крылатых,

                     слетающих ко мне...

 

Почему выбрала рассказать о снах, просто так, без сюжета, без особого смысла, без гипотез и обобщений? Такие, мол, сны и все. А потому что сегодня что-то всплыло у меня о «метафизике» (в болтовне в комментах), и подумала: да, сны метафизичны и стихи, конечно, тоже. И вот уже читаю Отвертку: его тревоги, страхи, сомнения, размышления о странных совпадениях, о снах, о стихах, о смерти, о силе слова. Совпадение... случайное... Просто пусть будет... этот коротенький отклик. Может, реплика, может быть, ага... Бессмысленная? Ага... Это хорошо, что бессмысленная...

                     Volcha. For Otvertka

                     Σ 27,5

 

                                           

                     О, сердце

                     В чем твоя судьба

                     В чем смысл твой

                     Мотор

                     Ты просто

                     Электрическая

                     Штучка

                     Гоняешь литры крови

                     По сосудам бытия

                     И всё

                     Как будто

                     Ан, не всё

                     Сжимаешься от боли

                     Виртуальной

                     Цветком ли красным

                     Розой

                     Расцветаешь

                     От сильных чувств

                     Стучишь

                     От сумасшедшей мысли

                     И замрешь

                     На пару сладостных минут

                     И снова — ритм

                     И снова литры крови

                     Толчками застилают взгляд

                     Кричат

                     А сердце

                     Гонит

                     Гонит прочь тоску

                     Стучит

                     Неровно

                     Ритмом джаза

                     Синкопой

                     Отбиваясь

                     От меня...