Было бы высокомерием полагать, что невозможно объяснить большинству других людей то, что мы хорошо знаем сами
(Конрад Лоренц )
Шкатулка
27.08.2016Случайная птица
на санках ритмики речистой...
Случайная птица приносит странные сны; поезда проносятся, как некогда тройки лошадей, а звезда падает под сервант. Немного удивило то, что черти в снежном негативе принимались за ангелов, ведь у классиков давно все расставлено по полочкам: можно вспомнить и бесов Пушкина, и слуг Снежной королевы, которых Герда отгоняла молитвами. Что ж, внешность часто обманчива.
Иллюстрация: Архип Куинджи «Крыши. Зима» (1876)
Поэзия
Пишут тебя человеку и веку.
Мне же хотелось - прости! -
словно иду по январскому снегу,
снег под ногами хрустит.
Столько стеклянных осколков-снежинок.
Будь они больше чуть-чуть,
я бы сумел без дешёвых ужимок
ими себя полоснуть.
Чтобы, согласно забытым условьям
распределения слов,
зарифмовалась с багровою кровью
белая эта любовь.
С поправкой на
Комар звенит и каплет дождь.
Открою старый том
и Монтигомо - мудрый вождь
найдётся в томе том.
Простая русская тоска,
мальчишеская грусть -
всю жизнь с собой её таскать
я обречён, и пусть.
Пейзаж уныл и неказист,
как минимум, сто лет.
И заряжает гимназист
кремнёвый пистолет.
Я сам такой. С поправкой на
любовь к своей земле,
к её сынам, пошедшим на
и найденным в петле,
к её дешёвым кабакам,
тошниловкам, сиречь,
к тому, что ходит по рукам
чахоточная речь,
И храп стоит из глубины
её сплошных берлог.
Не говоря о том, что сны
ужаснее дорог.
И день её - совсем не день,
а сумерки и мгла.
И только белая сирень
белым-белым-бела.
На путях
И Саврасов и Некрасов
и дорога в никуда -
только вечер, только трасса,
голубые поезда.
Крик вороний, запах дыма,
ты стоишь и смотришь, как
пролетел со свистом мимо
бронирОванный кулак.
И опять затишье всюду,
помолчи и погрусти.
Дождик бьёт свою посуду
о замолкшие пути.
Ностальгия-93
Ностальгия - случайная птица,
прилетает обычно во сне,
и тогда что-то странное снится
о покинутой мной стороне.
Снятся не авангарды киосков,
тыловые-кривые дворы,
а несжатого хлеба полоска
из учебника русской лит-ры.
Кожа
Мы заняты нечистым делом.
В ознобе лёгком голова,
когда мы говорим о белом
свои ненужные слова.
О синем. Розоватом. Сером.
О свежем. О грачином вдрызг.
О принимаемом на веру
апрельскою порою брызг.
О покрывающем дороги,
берлоги, степи, вороных.
Уже лежащем на пороге
другой - нездешней - стороны.
Об окровавленном и чистом.
О чём возможно, но нельзя,
на санках ритмики речистой
по коже родины скользя.
Снегопад
Это черти в негативе
дружно валятся с небес -
на окно в моей квартире,
на сосновый дальний лес.
Раньше я считал, что это
белых ангелов отряд,
что они небесным светом,
с неба падая, горят.
Оказалось, дело в том, что
негатив - и все дела.
Сыплет с неба адской почтой
ночь, которая бела.
Сообщает - крышка будет
и без разницы - когда
у дверей столпятся люди,
в бездну ахнется звезда,
словно пробочка от йода
под сервант. Растает дым.
Расположена погода
к толкованьям таковым.
Пейзаж с птицей
Всему на белом свете посторонним
и даже не впадающим в тоску,
о чём им думать? Можно о вороне,
шагающей по мокрому песку.
На берегу космического моря
кончается вечерняя заря.
И нет уже ни радости ни горя,
во всём одна прохлада октября.
Свободная прекрасная прохлада,
ворона ходит вдоль, не торопясь,
и между ней и "ничего не надо"
есть сумраком налаженная связь.
Вавилон
Давно ли снег летел, не тая,
слепил Садовое Кольцо,
давно ли, проще, чем простая,
столица кутала лицо
во мглу проулков-закоулков,
в проспектов скудную фольгу,
давно ли раздавалось гулко
её кухонное "могу!"
Читала вслух. Дышала риском
и отправлялась за Урал
интеллигентною туристкой,
чиста, как горный минерал.
Несла херню, несла байдарку,
несла гитару за плечом,
чего-то ей хотелось жарко
и не хотелось горячо.
И были у неё не ржавы
её прекрасные глаза,
когда под песню Окуджавы
катилась сладкая слеза.
С чего же всё вот так, как ныне?
Пророкам вечно снится сон,
что стал безжизненной пустыней
могучий город Вавилон.
Быть может, всё не так буквально,
гиены ночью не кричат
и не гуляет ветер шквальный
по жутким грудам кирпича.
Быть может. Но - глядишь Исайей
и видишь прах и слышишь вой,
и плачет нищенка босая,
тряся кудлатой головой.
Осенние гости
Сумерки. Пропикало четыре.
А совсем стемнеет ровно в пять.
Призраки гуляют по квартире.
Надо где-то призракам гулять.
Ничего не скажут, не попросят.
Даже не подымут тёмных глаз.
Это осень. Это просто осень.
Тишины загробной парафраз.
Я потом опять вернусь к баранам -
к чаю, бутербродам, табаку.
Но ведь это очень даже странно -
есть, курить, валяться на боку,
чувствовать, что всё вокруг в порядке -
просто дымка, дым от папирос,
если ты реально видел прядки
призрачных серебряных волос.
Жизнь под падающими листьями
Речь не о том, что смысла нету.
Допустим, что за так живу.
Гоняет ветерок газету.
Роняет мёртвую листву.
И в этом есть - не смысл - иное,
чему и прозвища-то нет.
Покой, который беспокоит.
Неяркий звук и тихий свет.
Чем ближе к смерти, тем свободней,
печальным воздухом дыша,
знать, что души и тела сводня
уже не стоит ни гроша.
Автор: SukinKot| ← Предыдущая | Следующая → |
25.09.2016 | 13.08.2016 |
Читайте в этом же разделе:
13.08.2016 По запястию левой руки
03.08.2016 Ловля на слово
23.07.2016 Приземленность личных стихий
03.07.2016 Шаря по бульвару
21.06.2016 Шипящий закат
Комментарии
Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
