Поэтическое восприятие жизни, всего окружающего нас — величайший дар, доставшийся нам от поры детства. Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих трезвых лет, то он поэт или писатель
...по гулким и громким пожарным лестницам, соединяющим циклопические карнизы и скульптурно выделенные архитектурные уровни Небесной Тверди, уходить от чудовищ вверх, задыхаясь и животными выдохами выбрасывая из себя жгучий воздух. ... а снизу ...фффу-у... и не представить, как велики атланты... фффу-у... держащие небо... не выдохнуть, прямо!... ... неярко светящаяся Небесная Твердь, в кратерах и сетке трещин, перенасыщенная поверхностным электричеством настолько, что по неровной и несколько туманной её поверхности, то здесь, то подалее, то и дело проскакивал голубой разряд, почти крохотный, почти бесшумный из-за той прорвы пространства, что плыла под Твердью неостановимо...
... и совсем уж далеко, совсем уж во мгле, наклонённая, влипшая в Последний Карниз голова соседнего атланта, величиной своей порождающая ужас, но как бы спящая, как бы не живая совершенно!..
(Великое напряжение гигантов культуры, великое их духовное напряжение, мощные их торсы и могучие плечи, опущенные лики и сведённые за головами тяжёлые, в жилах и суставах длани – всё это веселит ныне провинциала нашего, уставшего верить в Твердь Небесную, да и во всё остальное, незыблемое, уставшего верить. Приложив ладонь ко рту, кричит он, задирая бедовую свою головушку: «Дяденька!.. Ээй!.. Отдохни!.. Небо-то давно упало!..» И ведь – прав, подлец, прав, анафема! То, что держат гиганты, не надобно внизу. Оно там, внизу, что называется, потеряло актуальность)
Движимые древним, чуть ли не звериным, инстинктом, обитатели мест сих отодвинулись подалее от гигантов, подалее, подалее... И написано здорово, и духовности – морем безбрежным, да всё как-то не про то. Гиганты жалели народ, а, стало быть, не принадлежали народу, а, стало быть, не знали, за что жалеть. Вот в переводах, слыхал я, они выглядят актуальней... Чудеса. Гиганты держат пустоту.
Да и как, скажите – не пустоту, когда святое слово ДУХОВНОСТЬ означает, ежели дотошно доковыряться до смыслового фундамента, всего лишь ЛЮБОВАНИЕ. Гигантами, словами, страданиями.
– Хрен тебе делать там, за небом? – осведомился Исполняющий Обязанности Бога, поднявши пупырчатое, угрюмого оттенка лицо.
– Там, может, как-грицца, на брюхах ползают, другой же, на хрен, мир! – Он посиживал себе на цинковой фляге у стены, там, где за микроскопической оградочкой поднимались во тьму Небесных Жерл, под гулкие арочные своды Последнего Карниза тяжеленные цепи, цепи Небесной Механики.
Исполняющий Обязанности Бога вытянул правую ногу, залез в брючный карман и не без труда выцарапал оттуда мятую сигаретку без фильтра.
– Иди. – добавил он пренебрежительно и махнул пальцем на бронзовую дверцу, что обнаружилась рядом с ним при полноценном рассмотрении, – Э-вона, калитка... Кто ж тебя, на хрен, держит здеся?..
И, прикурив, аккуратно засунул сгоревшую спичку за коробок. Рядом с дверцей, в самом углу, прикрывая скудную кучку сметённого мусора, стояла прислонённой метла. Обыкновенная метла – пучок прутьев на кривоватой коричневой палке со вздутыми пупами срезанных сучьев.
