Когда я умру, я уплыву на Острова Благодарения. Я лягу в лодку для мёртвых среди пучков сладкого тростника и маленьких кувшинов с благовониями и вином, и подставлю лицо смуглому солнцу, и лодку качнёт волною, относя от Берега… Всё, всё… От Берега, где останутся мои дети, дочка восьми лет и сын – четырёх, держащийся за её руку, которых терял я в кошмарных снах своих, вот так – восьми и четырёх лет, и не родившаяся девочка, их сестра, пёстрой птичкой вскопошится где-то рядом с ними, в зарослях. И выйдут с разных сторон на Берег множество женщин, которых я любил, и множество мужчин, с которыми я работал. И выйдут мои друзья, голодные, полуслепые, имеющие радости только на краткую полуулыбку, и мои сытые и толстые друзья с прекрасными зубами, обречённые все, и те, и другие, одной неотменяемой трагедии – смерти, что бы там не говорили о надобности её или даже о долгожданности. Выйдет фиолетовый кот-сиамец с подбитою бровью, которого я не накормил однажды (а он так вежливо, так умоляюще тёрся об мою ногу у крыльца), и выйдет рыжая маленькая сука без ноги с невинномысского перрона, которой я когда-то незапамятно давно у вагона отдал свою недоеденную курицу (эдакий подвиг!). И увижу я, как на руках подпрыгает к самой кромке Берега безногий инвалид с мучнистым лицом, которого года два встречал я по утрам – он катился на дощатой низенькой тележке по отмостку у девятиэтажки и смотрел в утреннее небо вопрошающе (и я представил один раз себе, каково ему выбираться из дома или пользоваться унитазом – и более не думал об этом, потому что стало страшно), и даже рыжий десантник-афганец со скошенной шрамиком бровью мелькнёт в толпе этой, пожалуй... Когда-то давным-давно он бормотал в ночном автобусе пьяные страшные слова о жизни и сползал, сползал по поручню…
И мгновенным пламенем обнимет меня стыд и горечь – сколько людей, сколько живых и мёртвых людей и животных, у которых я не успел попросить прощения!
И полетит надо мной волшебный Город, созданный голландским механиком когда-то на горе всем нам, и увижу я снизу, как работают под ним винты и ходят поршни, и разгляжу я тебя, юную и прекрасную, глядящую через парапет набережной его – и пропадёт Город...
А я буду уплывать в океан к Островам Благодарения, засыпая... Отдых, отдых, наконец-то я высплюсь, наконец-то!.. И у меня не будет уже слёз, чтобы проститься со всеми, у меня не будет уже ничего, и я буду засыпать, и великая жалость ко всем им, покинутым, остающимся, продлит ещё на мгновение меня – и я исчезну из этого мира...
Как странно – оказалось, что меня впустили туда на единый миг. На один единственный миг, и этот миг назывался жизнью. А я-то считал себя, чуть ли не единственным актёром!.. Велик и покоен Океан. Далеки Острова Благодарения.
Прощайте!
