Где-то на невинномысском горячем перроне, до чеченской ещё войны, там, где полчаса стоял когда-то очень давно мой поезд, осталась жить-горевать рыжая дворняга, короткошерстная низенькая сука без правой передней лапы - инвалидка. Культя дёргалась иногда - отсутствующая нога пыталась ходить. Дворняга, ныряя мордой, подковыляла к вагону и с более ли менее безопасного расстояния поглядела на нас, вышедших покурить, вопрошающе, но без особой надежды.
- Ого, ты смотри! - сказал кто-то. - Колесом срезало!..
Хорошо - была у меня недоеденная курица, а ехать всего ничего оставалось. Вынес. Но, прежде чем припрыгать к куску, она, разумная тварь, пытливо поглядела мне в глаза и, решив, по размышлении, рискнуть всё-таки, деликатно ухватила курицу из руки - и слопала в два глотка. На второй кусок, уже размягчённая, она прежде нагляделась как следует, улёгшись рядом с ним на корявый асфальт, искоса нагляделась, как бы не зная ещё вовсе, что достанется он ей, кусок этот, - и только помечтавши хорошенько, подобралась, вскарабкалась на три свои лапы и съела - опять-таки мгновенно, но опрятно и подборчиво.
Убожество явно прибавляло ей благородства. Потом я чесал ей за ухом, а она блаженствовала, припав носом к асфальту, жмурилась и сдвигала чёрные комочки бровей. А надоело мне чесать - поглядела снизу, помолчала, да и похромала в сторонку к белому кирпичному заборчику станционному, и там плюхнулась в пыль, выставив на солнце неожиданно выпуклый бок, - рыжая сука, убогая интеллигентка.
Она никому не завидовала, ни к кому не испытывала ненависти, краткое время, глядя на меня, была преисполнена доброжелательности... Но главное - никому не завидовала.
А я представил себя в её шкуре, я просто подумал вдруг, что по какой-либо случайной сцепке мировых нитей, по равнодушному капризу паучих-Мойр, по иному совсем повороту реальности, моё, но скудное и отрывистое Я вполне могло бы влететь в это смердящее тельце с маленьким черепом и без одной лапы к тому же... Я только представил это себе, как уже почувствовал жгучую обиду на всё мироздание!
Если бы не воображение, страдания исчезли бы, оставив одну только боль.
