Вот так, наверно, тишина,
скитаясь по тропинке где-то,
начнёт шептать, поражена
искусным шевеленьем света
в теснине лиственной, и впредь,
что бы к полудню ни случилось ,
на всё желая посмотреть.
Вот так, замыслив одолеть
листвы и трав неисчислимость,
она начнёт считать листы,
она начнёт плести системы
из слов, союзов, суеты,
и наплывать из темноты,
и шевелящиеся схемы
великой сложности растить,
продёргивая, заплетая
за нитью нить, за нитью нить -
пытаясь всё соединить
и тканью формул облекая...
Но всё рассыпется, сверкая,
так - смеха ради, может быть.
И снова - шёпот слов и строк,
сигналов лиственных неспешность,
сквозь ветви воздуха поток,
любовной путаницы нежность -
из уст в уста... бочком, тишком -
но длятся!
Схема, в листьях роясь,
теряет стройность, терпит совесть
за сделкой сделку - и пешком,
в обнимку с рыжим ветерком,
идёт безоблачная повесть
о всех, о нас, о жизни, то-есть -
вообще неведомо о ком...
(рождённая одним кивком,
одним подобием участья...)
А ветерок уже со снастью
рыбацкой возится. На миг
отвлёкшись, машет лёгкой, дальней
своей подружке: «До свиданья!..»
Вот так течёт повествованье
в новейшем вкусе, без интриг.
Вот так перетекает в лес
заросший парк, тропой влекомый.
А ветерок - почти исчез,
таим полуденной истомой,
он ждёт улова в незнакомой,
бесцветной заводи небес...
Так родничок зажат в купели,
так пахнет старою корой,
где муравьи вползают в щели
и на ворсинках - блеск и зелень,
и озерцо встаёт горой...
так бродят от жары в низах,
и ждут, и ждут...
Кто там, нечёткий,
лениво движется в ветвях,
как призрак плоскодонной лодки
плеснёт, глазам подарит взмах
весла, открыв на миг короткий
виденье грифельной решётки
в случайных пятнах и штрихах, -
и пропадёт...
Вот так, наверно,
подкатывает с гулом мерным
огромность воздуха, огромность
жары и плоскость прошлых лет.
Так пустяком подкатит новость,
другая, третья, тьма...
Портрет
времён, из фактов пустяковых
слагая, переходит свет
в сплошную даль пережитого,
в речной напор и блеск. И снова
влечёт полотнищами ветер
листву и солнце за собой
и щурится на ярком свете,
как бы припомнив что...
пометит
себе в блокнотик, и, убрав
его, стоит среди орав
стволов, а после, отголоски
собрав, мигнёт - и станет плоским,
на мелочь, пятна и полоски
распавшись сразу и пропав.
Так начинаются овраги,
завалы, чащи, тьма, разброд,
где, полный шума, сучьев, влаги,
вдруг разойдётся низкий свод -
и свет дневной в кипящем мраке
магнитной жилою сверкнёт.
Вот так начнутся полутоны...
Дневною кистью быстро тронут
вдали, вблизи и за спиной
листву, кору в морщинах, крону...
Нырнут две птахи в жаркий омут -
и долго в тишине лесной
дрожат, колышутся и тонут
в безгласых пазухах лесных
кресты снежинок огневых,
грозя зрачкам из тьмы подобий,
как острия слепящих копий
в руках у витязей слепых.
