В жару, когда бесчисленны растенья
и память спит, прозрачна как дымок,
почти не отмечаемая тенью,
равно не склонная ни к смерти, ни к движенью;
в жару, когда ты сам равно далёк
и одинаково невидим, как для бога,
так и для выцветшего зренья сатаны,
когда ушедшая отмечена дорога
деревьями, и ближнего отлога
нагретые растенья не видны;
в жару, на поле, в травах, за пределом
добра и зла, где крики певчих птиц
едва слышны, поскольку плотным телом
жара слепящая стекается дебело
в канавы за поле и там, толпой без лиц,
стоит равно далёкая и веры,
и чуткости неверья, где жуков
и бабочек - без счёта и без меры,
и поле вспоминает ясность сферы
и зной в аду, и рай без облаков;
в жару, когда не дать себе напиться -
равно смертельно и бессмертно, всё о том
твердить бесчувственно, что этот мир кругом -
одни молекулы...
... покуда тяжко длится
любовь и ненависть к одним и тем же лицам,
века жары, спешащая синица
и полночь мысли в разуме одном.
