Учить на ходу. Повторять имена и народы.
Упорно шептать и кружить, и искать перевод...
Вам город оставлен. Вам выпало здесь переводы
давать этим аркам.
Века непрерывны - и годы
Проходят, меняя людей.
Что ни век, то - народ.
Но также, как город
непереводим на язык и поступки,
воспитанный город с корректною тайной сквозных
дворов, что темны словно храмы,
в которых ни шутки,
ни смех - не звучат;
этот мир отказных,
акцизных, процентных, чахоточных, умных, -
в болотах
голландским механиком пущенный в ход на века, -
таинственный город,
в котором российская эта река,
забывшись, по-фински вдруг скажет вам что-то...
...но также, как город
оставленный без перевода,
непереводим этот, с древним акцентом язык
поступков и странностей, жестов, ужимок, наречий,
и суффиксов мысли, и в сумках таскаемых книг -
с неясным предчувствием
дальности наших отечеств
в осевшей, как вечность, укромнейшей памяти,
встык
подогнанной,сложенной из повседневных пророчеств
как лестница вниз...
А, впрочем, как всё вещество,
мы с вами бессмертны и многое помним!..
А впрочем,
даётся тотчас же весёлый и бурный подстрочник -
и мы забываем тотчас же его.
И - правильно!
Что нам делить на абзацы века,
а город менять на проспекты, углы и картинки,
и древние тексты,
ликуя, твердить без запинки?
Там - просто.
Там - взгляд с беспокойной морщинкой
в углу хитроумно закрученных треков зрачка.
Там - книга, светильник и знаков письма образец.
Там - долг и расход,
и налог в монастырь,
и овец
продажа погодно,
и перечень зимам и войнам,
и что-то о Боге,
но так по-крестьянски спокойно,
так просто -
как, встретившись,: "Здравствуй, отец!.." -
сказал бы и дальше пошёл...
Так не будем на карту
значки наносить и следить, как блуждали по ней
те несколько атомов, сквозь Вавилон и Урарту
дошедших сюда
и коснувшихся этих камней.
