И снова - март. К утру опять
степлевшим за ночь снегопадом
микрорайон в комочек скатан,
который можно в руки взять.
Опять печальное тепло
непредставимо новой жизни
заговорит, зачертит, стиснет
в один комок добро и зло,
сгущая снегопад глубокий,
и полетят, зачертят там
наполовину - просто строки,
наполовину - Мандельштам,
глухой, укромный голос прежних,
черты теряющих, обид...
Да не изменится, конечно,
такой надёжно тяжкий быт!
Затянет даль Сибирью долгой,
сгустятся слухи вдоль дорог,
во днях, событиях и толках
искрошатся углы тревог,
и огорченья утрясутся,
почти отсутствуя со сна,
и станет крайним безрассудством
обыкновенная весна,
и всё замкнётся на себе
в комочек скатанным сознаньем,
степлевшим сумраком в судьбе,
к утру стемневшим мирозданьем...
И многочисленность легка,
и сумрак тих, как откровенье...
Строка, строка, стихотворенье,
конец и новая строка,
и, как предчувствие, очертит
вину пред веком крепостным,
рожденье на волос от смерти
и годы в шаге от весны.