В потёртой фуфайке и шапке-ушанке Михаил Филиппович неторопливо шёл к строительному вагончику. Он только что принял на охрану объект у бригадира. «Снова кирпич выгрузили у самого забора. А ну как таскать начнут?» - И без того плохое настроение ночного сторожа портилось. Снег хрустел под подошвами старых валенок. Ночь обещала быть морозной.
Открыв дверь сторожки и нырнув в облако парящего тёплого воздуха, он лишь успел снять рукавицы, когда увидел своего давнего заклятого врага. Противник находился в дальнем углу вагончика. Михаил Филиппович застыл на месте, но дверь, притянутая пружиной, подтолкнула его в спину, став спущенным курком ярости, мгновенно охватившей человека. Узкие глаза под нависшими бровями превратились в щели амбразур, готовых открыть кинжальный огонь. Седые усы над плотно сжатыми губами воинственно встопорщились.
Медленно стягивая шапку одной рукой, другой он тянулся к кочерге, висевшей на гвоздике недалеко от печки-буржуйки. Столь ненавидимый Михаилом Филипповичем враг не испугался и не изменил позы, всем своим видом показывая, что ничего и никого не боится.
- Я тебе говорил: увижу ещё раз, – убью.
Ему удалось, не спугнув неприятеля, вооружится кочергой. Теперь он был готов к самым решительным действиям. Но противник почувствовал неладное и решил сменить позицию. Михаил Филиппович не мог ему этого позволить. Тряхнув белой косматой головой, едва сдерживая переполнявший его гнев, он бросился в бой, уже представляя, как размажет мозги этого никчемного существа. Но фуфайка стесняла движение, и что-то пошло не так. Кочерга зацепилась за провод радиоприёмника, стоявшего на верхней полке стеллажа, как раз в тот момент, когда был нанесён сокрушительный удар. Приёмник полетел вниз, заодно смахнув кастрюлю с посудой. Атака не достигла желанного результата. Схлопотав радиоприёмником по голове и кастрюлей по спине, Михаил Филиппович дико заорал: «Убью!», вновь и вновь нанося удары по маленькому мышонку, прыгавшему у него под ногами. Споткнувшись о табуретку, сторож неуклюже упал. Воспользовавшись этим, мышонок позорно бежал с поля боя. Добравшись до печки, под которой находилась его спасительная норка, он встал на задние лапки и часто дыша, начал принюхиваться, шевеля усиками.
- Стой сволочь, – простонал человек, выбираясь из-под стола.
Падая, он вывихнул руку и со всего маху попал кочергой по коленной чашечке. Злая ярость заменила анестезию, боли он не чувствовал. Встав, опираясь о стол, старик увидел, что грызун не покинул поле боя. Их взгляды, разделённые маленьким обшарпанным столом, встретились. Чёрные бусинки глаз мышонка были спокойны и безмятежны. Повернув на бок мордочку, он как бы спрашивал: «Что это было?» Сторож смотрел на мышонка красными от злобы глазами. На его скулах, заросших щетиной, ходили желваки. Кто-то из рабочих забыл на столе нож. Михаил Филиппович не любил, когда строители что-то оставляли или не убирали на положенное место. Сейчас же он был искренне благодарен тому, кто это сделал. Взяв нож, он понял: вот оно - ОРУЖИЕ ВОЗМЕЗДИЯ.
- Стой где стоишь, мерзавец, – сторож метил в мышонка тяжёлым строительным ножом.
- Н-на! – Метательный снаряд отправился в полёт. Но подвела вывихнутая рука, нож улетел выше и попал точно в кабель освещения. После короткой голубой вспышки освещение потухло. Слабый свет из оконца, затянутого инеем и прикрытого шторкой, не мог разбавить наступившей тьмы.
- Отравлю паразита. – В бессильной злобе бормотал сторож, пробираясь на ощупь к месту аварии. – Не пожалею денег на потраву, самую лучшую тебе куплю, гад.
Мышонок убежал и не стал свидетелем того, что произошло дальше. А случилось вот что: кастрюля, слетевшая с полки в самом начале этой неравной битвы, подвернулась под ногу Михаилу Филипповичу. Он снова падал, только уже в темноте. И не видя, за что можно ухватится, зацепился за первое, что попалось под руку. Этим предметом оказалась печь. Сторож не упал, но легче ему от этого не стало. Вопли и крики травмированного старика раздавались ещё долго в тишине морозного вечера.
Михаил Филиппович сидел и подсчитывал потери. Обожженными руками и хромая на ушибленное колено, пришлось чинить свет, табуретка сломана, радиоприёмник вдребезги, алюминиевая кастрюля помята так, что не выровнять. И всё это из-за маленького, мерзкого существа. Он ненавидел животных с самого детства и был убеждён, что кошки, собаки и прочая живность приносят только грязь и заразные болезни. Старик считал радость общения с животными чушью и блажью людей, которым нечем заняться.
Пора было идти на обход. Михаил Филиппович решил выпить чаю и хоть как-то успокоить нервы. Была бы собака, сторожить было легче и в ежечасные осмотры ходить не пришлось. Но представив, что какая-то шавка будет лаять всю ночь, он готов был задушить её голыми руками. Достав свою кружку, увидел, что мышонок не изменил своим привычкам – снова нагадил именно в его посуду. Чай пить перехотелось. Вздохнув, старый одинокий человек сел на узкий топчан и вспомнил вдруг своё детство, свою бабушку, как она бранила его. Помнится, он пнул котенка, который его оцарапал: «Нельзя бить тварей Божьих! – Приложив к груди руки, причитала старушка. - А пинать уж и подавно! Он их заступник, не гневи Его! Не навлекай на себя Его немилость»
- Вот карга старая, всё время какую-нибудь чушь придумывала, – он посмотрел на свои перебинтованные руки.
Михаил Филиппович давно привык разговаривать сам с собой. Он не искал общения с людьми. Прожив безрадостно-серую жизнь, семьёй так и не обзавёлся. Никогда не пьющий и не курящий, в молодости был довольно хорош собой, и девушки не оставляли попыток затащить его под венец. Однако все их усилия были напрасны. Конечно, были подруги на ночь но, как только он чувствовал, что петля серьёзных отношений начинает сжиматься на его шее, вычёркивал еще одно имя в своей записной книжке. Всю жизнь Михаил Филиппович работал сторожем, скрываясь в своих вагончиках и сторожках, как в раковинах, среди моря людских страстей. Его охотно брали на работу. Непьющий, одинокий сторож просто находка. Так, незаметно к нему подкралась старость. Он не считал себя стариком, но с каждым прожитым днём чувствовал, что уже скоро наступит время, когда не сможет о себе позаботиться.
- Ну почему у меня всегда всё наперекосяк? У других вон, всю жизнь всё даром! – Очередной вопрос равнодушной тишине остался без ответа.
Себя Михаил Филиппович считал очень работящим человеком, но накопить состояния, так и не смог. Ему всё время не везло - маленькая однокомнатная квартира горела два раза, старые Жигули, приобретённые в долг, он разбил на второй день владения. Был условно осуждён за хищение с охраняемого объекта, доказать свою непричастность, так и не смог. Друзей не было, впрочем, как и врагов, не считая маленького мышонка, с которым он воевал последние два месяца. Эта война доставляла ему тщательно скрываемое от самого себя удовольствие давно позабытых эмоций и чувств. Поэтому он и не использовал отраву, хоть давно уже мог это сделать.
- Нет, отрава слишком для тебя лёгкая смерть. Я тебя своими собственными руками...
Морщась от боли, сторож натянул рукавицы и пошёл на осмотр стройплощадки.
