Но какая гадость чиновничий язык! Исходя из того положения... с одной стороны... с другой же стороны — и все это без всякой надобности. «Тем не менее» и «по мере того» чиновники сочинили
...для взаимной пылкой любви необходимо много свободного времени...
из фольклора ХХ века
Мой школьный товарищ, сорокалетний офицер ФСБ Виктор Полуянов пустил себе пулю в лоб. Застрелился, с точки зрения здравствующих, немотивированно и не оставил никакой разъяснительной записочки о причинах отчаянного шага.
Хоронили его скромно, без полагающихся почестей, суетно и скупо на слова, будто бы старались в молчаливом сговоре быстрее замять и по возможности даже стереть из памяти текущей активной жизни этот прискорбный факт, который ложился позорным пятном на всю малочисленную местную службу госбезопасности. Поэтому его бездыханное тело в последний путь отправилось преимущественно в узком окружении сослуживцев и их жён.
И то, что среди провожающих были два его школьных товарища - я и Валерка Слущенков, - оказалось чистой случайностью. Полуянов жил со мной по соседству, а Валерка со своей женой накануне приехал ко мне погостить и с корабля угодил на похороны. Тем не менее, и в этой закрытой немногочисленной процессии, и на кладбище вокруг могилы, а затем уже на вязких поминках, где публично говорились только казённые слова, люди тихо перешёптывались, стараясь в привычном им тихом обмене информацией за стенами тайных кабинетов дошептаться до причин самоубийства.
На похоронах с Валеркой и его женой мы держались особняком. Чужие для этой среды люди, жили хотя и рядышком, но не вместе. На кладбище мы отмалчивались, предоставляя возможность говорить другим, и внимательно слушали: о чём перешёптывалось недоступное нам в бытовой жизни окружение?
Версий было две. Смертельная болезнь, которую Полуянов решил прервать столь радикальным даже в кругу местных работников госбезопасности способом. Болезнь действительно имелась, но не настолько смертельная, как казалось здравствующим. Но кто знает, что на самом деле испытывает один на один с болезнью человек, подтачиваемый фактом недуга?! Версию болезни поддерживала мужская часть, и каждый примерял на себя – пошел бы он на такой шаг? Мужики были в основном здоровые и потому по определению плохо понимали, как можно так поторопиться на тот свет, к тому же не оставив никаких распоряжений. Тем более что Виктор Полуянов был их начальником, который только-только пошёл в карьерный рост и возглавил местную службу госбезопасности. Как говорится, не по уставу.
Вторая версия была романтичной, и её больше обсуждали жёны суровых мужчин. Им мерещилась за смертью несчастная любовь. Правда, предмет тайной страсти, который якобы толкнул нашего товарища на суицид, оставался даже в этом закрытом, но во всём осведомленном кругу неизвестен. Что-то там произошло, где-то далеко, в одну из командировок, после которой он вернулся сам не свой и впал в затяжную депрессию с тяжёлым пьянством. Но потом образумился, дела пошли в гору - и на тебе: пуля в лоб.
Нам тоже хотелось узнать правду. Но других версий в наших головах не рождалось, потому что мы вообще мало что знали о Викторе Полуянове с тех пор, как он стал служить в госбезопасности. Он умел конспирироваться даже в нашей тихой жизни заштатного городка, а в редкие встречи ничего не удалось узнать из его жизни. Фальшь улыбки всегда, будто намертво приклеенная, держалась на его губах, и, оброни он случайно при мне в эти минуты скупую мужскую слезу, она не восстановила бы правды человеческого лица. Мне каждый раз казалось, что он чувствовал себя человеком только за сформированной тайной службой маской и снимать её даже перед своим школьным товарищем не хотел. Лишь однажды он меня спросил, верю ли я в загробную жизнь. На это я снисходительно хмыкнул, и он, расценив однозначно мой бессловесный ответ, тут же поддержал иронию так: вот и я тоже думаю, что на том свете у каждого своя сплошная тьма и для нашей встречи нет никого. К чему приложить этот пустой разговор, к каким событиям его жизни - теперь не угадать, и должна ли она заканчиваться самоубийством внешне благополучного человека - рассуждать бессмысленно.
- А может, его убили, а инсценировали самоубийство?- прошептал мне на ухо Валерка Слущенков, когда мы возвращались с поминок домой.
- Да брось ты! – махнул я на него рукой.- Птица не того полета.
- А откуда ты знаешь?
- Знали бы, хотя бы по слухам! – был самоуверен я.
- Тогда ты веришь в болезнь?
- Я видел его две недели назад – он, как всегда, был закрыт, будто застёгнут на все пуговицы, но никаких жалоб на здоровье от него я не слышал. Полуянов при встречах всегда так ловко выстраивал разговор, что больше говорил я о недостатках нашей городской жизни, а он только запоминал факты.
- О чём вы говорили?
- Я про воровство местных чиновников. Да об этом говорят у нас все, особенно на базаре.
- А несчастная любовь вас не устраивает? – вмешалась в разговор супруга Валерки.
- Об этом известно ещё меньше – и вовсе ничего. Но стреляться из-за любви еще глупее, - был категоричен я.
-А что мы знаем про него сегодняшнего? – сказал Валерка.
- Да почти ничего. Но он не похож на самоубийцу.
- А ты вообще думаешь о таком способе ухода из жизни?
- Я? Ну, если быть честным, то – да!
- А зачем думаешь?
- Ну, это как терапия, вот умру – все меня пожалеют, а я из гроба буду наблюдать за вами. Ну, это всё уже сто раз описано в литературе.
- А ты бы стал стреляться из-за любви? – неожиданно спросил меня Валерка Слущенков.
- Я? Никогда!- решительно отвёл его вопрос. – А ты такую мысль для себя допускаешь?
- Да, я бы, наверное, покончил с собой, если бы любимая женщина меня отвергла или пуще того умерла бы! Наверное, застрелился бы или там другое,- невозмутимо ответил Слущенков как о чём-то давно для себя решённом.
- Да брось ты!- я был просто ошеломлён таким заявлением. Одно дело - просто думать об этом, а другое – решиться на это, даже в словах.
- Не, на полном серьёзе: нет любви – нет жизни! – склонность к банальной афористичности водилась за ним.
- Ну, ты даёшь! - я в замешательстве смотрел на Валерку, пытаясь понять: он говорит правду или так, для красного словца, наигрывает ситуацию, как в школьном драмкружке, куда мы с ним ходили в старших классах по просьбе наших подруг. Но по его строгому задумчивому виду понимал, что он сейчас откровенно делился своими подлинными чувствами.
И в эту же минуту я выхватил у него за спиной лицо жены. Она смотрела на Валерку Слущенкова с таким обожанием, восторгом, с той самой любовью в глазах, за которую он готов был здесь и сейчас умереть! А я на фоне её рыцаря любви выглядел замшелой равнодушной скотиной, недостойной даже взгляда стоящей с нами рядом женщины, которая обожала Валерку в эту минуту так сильно, что, казалось, мы не с похорон идем, а из театра, где давали восхитительное представление.
Меня настолько это выбило из равновесия, повергло в затяжное уныние, что я предпочёл надолго замолчать. Лишь спустя пару часов дома, стоя на балконе с сигаретой, я осмелился напомнить:
- Валер, ты серьёзно готов ради любви застрелиться?
- Ты что, с ума сошёл?
- А чего после поминок нёс?
- Чёрт его знает, тогда казалось, что смог бы, - виновато улыбнулся он.
- Ну, у тебя и шуточки, - расслабился я, хотя чувство обиды на Валерку не проходило, а постепенно перетекало в какую-то кочевую злость и желание даже смазать ему по морде.
- Бывает, - криво усмехнулся Слущенков.
И я читал в его лице такую же искренность, как пару часов назад, когда он демонстрировал готовность если не умереть, то хотя бы пострадать за любовь.
Если Вас заинтересуют мои тексты, то вы можете заказать сборники, воспользовавшись услугой сайта "письмо автору", в котором сообщите куда и кому выслать, а также подтвердите готовность оплатить бандероль. Я высылаю несколько небольших книжек верлибров, стихов и прозы с автографом автора. Эти книги изданы на средства читателей. Пересылка стоит 150 рублей, а цену книжек каждый читатель волен опрелить сам. Полученные деньги пойдут на издание новых книжек. Если читатель сочтет, что сборники ничего не стоят, то на том и порешим, автор не будет в обиде, получив затраченные на пересылку 150 рублей.
