Если вы что-то ищете и не находите, не теряйте надежды. Может быть, это «что-то» найдет вас.
(Милорад Павич)

Все произведения автора

Все произведения Избранное - Серебро Избранное - Золото Хоккура

Проза

Диалоги о Большой Светлой Любви 6

Диалог 6. с Рубинштейном

Я с ним был знаком давно. Примерно с тех времён, когда переехал в это село. Как оказалось, на ПМЖ.

Как-то меня пригласил один местный менестрель поиграть в одном коллективе на басухе. В свою очередь, с менестрелем мы познакомились на водительских курсах. В одной кабине боролись со старым неповоротливым ЗИЛом.

На басу я играл недолго. Коллектив выгнали с насиженного места по мелкому недоразумению. Кто-то что-то испортил из клубного имущества. Уж и не помню, что.

Но за это время я с ним и познакомился. Он уже давно пел в здешнем народном хоре “Жаворонок”. Приходилось выступать на одной сцене и толкаться за кулисами. Всё просто.

Мы оба тут были приезжими. Он – из крупного областного центра по соседству, я – из небольшого уездного города в ста километрах отсюда.

Он был мне за старшего брата, хоть по возрасту был только на год постарше. Но я всегда признавал, что он значительно опытней и мудрей по своей офигительной и обаятельнейшей жизненной карме.

На днях сидим мы с ним в его огороде, пьём его замечательное самодельное вино из смородины. Насчёт этого вина он Мастер с большой буквы.
Тихий летний вечер. Нежный, подёрнутый перистой облачностью, закат. Комаров почти нет. Красота.

После третьего стакана разговор завернул на баб. Мы оба, вообще-то никогда не любили этакое пустозвонство. Но чувственность момента, зараза, всё ж сподвигла.

– Я читал твои диалоги. Никакой большой и светлой любви нет, не было и не будет. Писать не о чем.

– А что было, есть и будет вместо ея?

– Филь, да сплошное жизненное приспособленчество. Женское особенно, мужское реже, но тоже бывает. Modus vivendi.

– Да, наверное. Согласен. И даже химии любовной нет? Сплошное приспособленчество?

– Химия есть. Но та же химия, что у первобытного охотника, что вот-вот поймает добычу. Или у биржевого спекулянта, гарантированно ухватившего большую моржу.

– А что насчёт секса? Химия предчувствия запретного удовольствия?

– Тебе ли, мил человек, мне объяснять, что то, что называют любовью, с половым процессом есмь разные вещи. Одно может вполне существовать без другого, и связывать их жёсткой логикой некорректно.

Соловей допевал свои последние трели. Июнь кончался.
Мы налили ещё по стакану.

– То есть это всё зря. Поиски гармонии отношений, формулы любви, всё такое?

– Да, скорей всего, зря. У тебя сейчас что, зудит ещё насчёт поиска?

Мы с ним на тот момент были совершенно свободными. Он ничего не предпринимал для пущей гармонизации ещё тлеющего где-то в глубине мужских чакр либидо. Я думаю, он просто устал от несовершенства мира.

Я-то ещё знал, что она вернётся. Та, с которой и химия, и физика, и песня без баяна.
А он, видимо, уже плюнул.

– Ничего не зуд. Сплошной даосизм, по Рубинштейну. Знаешь такого?

– Такого не знаю. И даосизм его тоже изжил себя.

– Ты ж, гуру такой-рассякой, сам учил этому дао. Жди, и дано тебе будет. Река принесёт.

– Река-то принесёт, если она есть. А если она пересохла?

– Ну так поди на другую реку. Она что, одна?

– Филь, дичь несёшь. Ты не понимаешь самого смысла реки. Наливай.

Он выпил полстаканчика, закусил горькой шоколадкой.

– А что твоя Соня, Лёв? Совсем?

Соня была его последней любовью. Очень симпатичная брюнетка, на десять лет его младше, аккуратная, абсолютно чистейшая душа, не выносящая никакой людской грязи. На этой почве она всегда, как он говорил, клевала любимому печень. Они расставались и мирились на глазах у односельчан, отличавшихся активной жизненной позицией.
Несмотря на то, что он был по своей относительной мужской сути чище того агнца, Соня, поклевав его печень, улетала. Найдя песчинку в глазу и выдав её за бревно.

Они начали встречаться, когда он ещё жил иногда с женой. Которая не то, чтоб печень клевать, пилила его на части циркуляркой. Он уходил на другой конец села в свой недостроенный дом и жил там один.

Потом судьба послала ему Соню. По части Большой и светлой любви начался ренессанс.
Месяцев на несколько. Потом она улетела.
Потом она ещё несколько раз прилетала. БСЛ разгоралась снова, он позволял ей поклевать в очередной раз печень, и она улетала.

Она была хорошей, несмотря на. Он её любил и ждал всегда.

– Река пересохла, Филь. Похоже на то.

– Как она могла пересохнуть, Лёв?

– Как. Так. Вот у тебя жена. Как кинула тебя на все четыре, так и не тревожит. А у меня ж, Филь, совсем другое дело.

– В смысле?

– Давай эту доделаем, щас ещё принесу из подполья. У меня из белой смородины хорошее есть.

Доделали.

Он сходил в избу, принёс литровую бомбу. Называлась бомба “Белая Ворона”. Он всем бутылкам своего вина давал оригинальные названия, печатал для них на цветном принтере красочные этикетки. На этикетках были нарисованы целые истории.
На “Белой Вороне” была нарисована грустная белая птица на фоне какого-то разухабисто наштрихованного чёрного квадрата. Рисунок сопровождался японским трёхстишием хокку –

поздняя осень
силуэт белой птицы
на тёмных ветках

Пока хозяин отсутствовал, ко мне на скамейку прыгнул его огромный кот Моисей, он же Мойзик. Я у кота интереса не вызвал. Не удостоив меня взглядом, Мойзик встал передними лапами на наш столик с закусками, внимательно обнюхал. Не найдя для себя никакого цимеса, кот спрыгнул со скамейки и благочинно проследовал под забор, в соседский огород.

Под “ворону” я узнал следующее.

– …в смысле, что бывшая моя, точнее де-факто бывшая, де-юре никуда не девшаяся, искренне считает меня своей личной собственностью. То есть как вещь.
Прикинь, Филин, человек – это в отдельных случаях вещь. Или, наверное, лучше сказать, крепостной. А она есмь мелкопоместная барыня.

– Да и хрен бы с ней. Она что, тебе мешает? Вы живёте отдельно.

– Нет. Мне она не мешает. Она Соне нервы треплет. Не по- детски так. Ходит к ней постоянно, права на меня качать. Я же крепостной.

– А Соня что, не может её послать? Вроде за словом в карман не лезет, когда надо.

– Нет. Соня не может. Она всё близко к сердцу принимает. И вообще они друг друга последнее время зауважали. А я и той и другой в таком случае козлище есмь.

– Ты? Козлище? Да я б в таком случае обеих послал бы. И пошёл на другую реку сидеть.

– Не могу я никого бросить. Они ж бабы, Филь. Интеллектом не блещут. И стратегией жизненной тоже.

– Ну и где тут приспособленчество? Соня-то подо что приспосабливается?

– Под меня всего, Филь. Целиком. В конечном счёте, ей тоже, видимо, нужен крепостной. Но ить… какой я, нахрен, танкист? Понимаешь, испокон века они приспосабливались, как могли. У ихней сестры это уже в генах, это их способ выживания в этом мире. Может, это и правильно. Так делали их прабабки, бабки, матери, что ты хочешь? Все искали по мере таланта не БСЛ, а кого из альфа-самцов к себе привязать. Крепостных то бишь. Это помимо тех, кто просто продавался за голимые деньги.
Да ну их, Андрюш. “Ворона“ выстояла, не правда ли?

“Ворона” действительно была хороша. Мы не заметили, как литр прожурчал в наши утробы.
Он сидел и вглядывался в догорающий, но, по-июньски никак не могущий догореть, бархатный закат. Похоже, закат уже плавно перетекал в рассвет.

– Знаешь, Филь, я вспомнил что-то прошлую осень. Сидели мы с Соней вот на этой же скамейке. Кругом тьма, а вот тут горел костерок. Вон там пустая палестина, где картошка была. И такие яркие искры вверх поднимались. Как жар-птицы. Крупные, долго не гаснущие. Я, наверно, вино этого сезона, если доживу, назову “Искры костра”. Уже и хокку придумал на этикетку –

пустая нива
искры костра взлетают
к озябшим звёздам

– Лёв. Ты всё же неправ. Большая и светлая любовь есть. Пусть придуманная, но кого это останавливало? Иначе не было бы вот этого чудного мгновения. Не было бы ни “Вороны”, ни “Искр”. Если бы река пересохла, об чём нам тогда говорить, Лёв? Об чём петь?

Рубинштейн мне не ответил.

Опубликовано:	28.07.2019 07:19
Создано:	2019
Просмотров:	1752
Рейтинг..:	25 Посмотреть
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

Диалоги о Большой Светлой Любви 6

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться