На пути постоянных лишений
Собирал я ночные цветы.
Видел несколько сумрачных женщин.
И одна из них точно, как ты.
Так же точно она говорила,
Но порою холодной свежа.
Дверь из белых камней отворила
Неземного виденья душа.
Увидал я: таился в провале
Чей-то кислый, изъеденный смех.
Свои руки она продевала
В белопепельный северный мех.
И взяла она чашку с огнём.
Повела меня рядом с собою.
Мы спустились на самое дно.
Но смешней мне от ужаса вдвое.
Сердце, думалось, я проглочу!
Я увидел: как челюсть смеялась.
Показать бы ей зубы врачу.
Много б этих врачей убежало.
«Это кто?» – говорю. «это ты». –
Отвечала, цветок продевая.
В эту челюсть я сунул цветы.
Камень пнул, вход во мглу закрывая.
Шуба с треском рвалась на ветру.
По бедру расползалося платье.
Как я умер, они по утру
Распороли штаны на заплаты.
Танец впавших, горбами носов.
Танец лодочек ручек костлявых.
Бедность плюха у их голосов,
Но к кишкам их привязано право
Запирать мою мглу на засов.
Не посмертная горькая слава,
Не охапки на челюсть цветов,
А священное римское право:
От имущества только, от слов.
