Скепсис — ржавчина души, он не способен к созиданию, его удел — разъедать
(Борис Васильев)

Все произведения автора

Все произведения Избранное - Серебро Избранное - Золото Хоккура

Сортировка по рубрикам:

Проза

из цикла "Проза"

ОХ. , БАРАК , мой БАРАК

На карте нынешной Мосвкы нет Луговых переулков.
Они исчезли в ходе строительства гост. Украина и Кутузовского проспекта.

У меня высшее образование. А вот воспитание- барачное, во всяком случае начальное. Начальное барачное.
Мы жили в двухэтажном доме, барачного типа. Мама не в коем случае не признавала этого. Коридорная система, как пел Высоцкий, с двумя туалетами, точнее два унитаза. Это сейчас мы называем их унитазами, а тогда просто "толчками". Два толчка на 40 человек, разделённых лёгкой перегородкой. Сидя на одном из них, можно было свободно беседовать с соседом. Что мы иногда и делали с дружком Генкой, чем вызывали недовольство страждущих.
А вот бабушка и её дети, сёстры и брат моей мамы, жили в настоящем бараке, неподалёку от Киевского вокзала на 3-Луговой.
Одноэтажный барак, с длинным коридором и конечно с "удобствами" во дворе.
Барак был многонациональный. Большую часть составляли евреи, жили молдаване, азербайджанцы и русские. Конечно, все говорили по-русски, но если кто-то обращался по-еврейски, ему отвечали по еврейски. Сначала было печное отопление и готовили на электроплитках и керосинках, но вскоре после войны появились газовые плиты. Праздник для домохозяек. Плиты были установлены вдоль коридора, возле каждой комнаты.
Вечерами, вся жизнь барака проходила в коридоре. Возле плит стояли хозяйки. Запахи витали самые разнообразные, как и разговоры.
- Кулен опять побил Розу. Роте пецеле, маленький поц! Он что, не видит, какя она красавица. Такая высокая, такая полная. Её видно издалека. Когда они рядом, то кажется, что мама ведёт сына в садик.
- Вечером участковый приходил. Спрашивал про какого-то Сергея. Говорит, что он у нас прячется.
- У нас прячется? Если у нас прячется, пусть ищет. Как только начинают кого-то искать, то идут к нам. Можно подумать здесь бандитское гнездо. Здесь живут простые порядочные люди. Да, мы бедные. Так что ж всех бандитов у нас искать.
-А с чего ты взяла, что Сергей бандит?
- Я сказала, что бандит? Упаси бог. Порядочней человека я не встречала. Вчара он нас угощал шоколадом. А какой красавец! была бы я моложе.
- Соня! Ты же замужем.
- Я замужем? За кем? За этим шлемазлом? За этим пьянчугой! Одно название муж. Один его паяльник чего стоит!
- Соня. говорят, что чем у мужчины больше пояльник, тем больше...
- Хочешь проверить?
- Ну хоть на одну ночку.
- Пожалуйста, экое добро!
- Ой, ой! А ты забыла, как в прошлом году, чуть Ляльку Иванову кипятком не ошпарила, когда увидела что она рядом с твоим паяльником.
- Каким кипятком? Вода ещё не вскипела.
Рядом с этими беззлобными разговорами, жили их дети, бегали по коридору, таскали за хвосты кошек, клянчили у мам и бабушек блинчики. Вы когда-нибудь ели еврейские блинчики? Я думаю вы их не ели. А пирожки с мит мадлен. Пирожки с маком. Мама моя!
Я у бабушки не выпрашивал. Был сравнительно большой. И у меня были другие интересы.
К нам часто приходил молодой. красивый. высокий человек, явно кавказец. Он был моим тёзкой. Я впервые встретил человека по имени Роман. Поэтому у меня к нему был особый интерес, он обладал необычайной притягательностью человека с воровскими манерами. Заходил к нам всегда без стука, без приглашения садился за стол и начинал вести долгий разговор с бабушкой. К ней он обращялся просто:
- Хинька! Как живёшь?
Несмотря на развязные манеры, в отношении к бабушке, в их совместных беседах ощущалось большое его уважение к ней. Но самым интересным для меня были его фокусы с картами, которые он мне показывал. Но верхом всего были бритвенные лезвия. Он брал лезвия и на моих глазах и к моему ужасу, их медленно разжёвывал и глотал. После этого я ждал, что он вскоре обязательно умрёт, если не сразу, то непременно в ближайшее время. Но он не умирал, а спустя время вновь появлялся со словами:
- Хинька как живёшь?
И угощал меня и других шоколадными конфетами. И хотя я был уверен что краденые, я их ел с удовольствием.
Рядом с комнатой бабушки, за фанерной перегородкой жила также еврейская семья, из трёх человек. Тётя Неха, с дочкой Беттей и мужем, который работал на центральном холодильнике снабженцем. В канун каждого вторника он сообщал тёте Нехе:
- Неха! У меня сегодня ночное дежурство на холодильнике. Эта фраза для нашей семьи стала нарицательной.
У бабушки было пять дочерей и сын. Точнее два сына. Сын от первого брака моего деда - Михаил.
Михаил часто бывал в нашей семье, и хотя у него была мама, мою бабушку он также называл мамой. Мы его все очень любили. Высокого роста, богатырского сложения, приходил часто с угощениями всякими, весёлыми байками. Мы им очень гордились, недаром, его старая "будёновка," весела у нас на стене на самом видном месте. Дядя Миша воевал с белобандитами в Средней Азии, у самого Фрунзе, ординарцем. "Ещё бы, - думал я.- Такой
бльшой. Но о своих подвигах расказывал мало, хотя все от Луговой до Марьиной Рощи знали, кто такой дядя Миша:будённовец и первый таксист. В довоенные тридцатые годы на улицы Москвы выехало 30 авто-марки"Рено", и среди первых таксистов был дядя Миша.
Но были в его биографии и тёмные пятна. Да и как такой видный мужчина мог прожить без пятен?
Я часто играл во дворе барака с тоненькой, востроглазенькой девочкой Бусей.
Но все её звали Кило. Все к ней так и обращались, и она отзывалась на это прозвище без всякой обиды. Но когда её близкие видели нас вместе играющими, её тут же со словами:"Что ты играешь с этим?"- отправляли домой. Я долгое время не мог понять этого враждебного отношения. Я чувствовал в этом какую-то старую обиду, точнее, враждебность к нашей семье. Об этом я узнал гораздо позже.
Дядя Миша завёл роман на стороне, на стороне в прямом смысле. По другую сторону коридора от нашеё обители, в правом его крыле, жила молодая еврейская девушка, которая родила от него ребёночка, весом чуть больше колограмма и население стало называть девочку-Кило. Дядя Миша жениться отказался, тем более, он был женат, девочку дочкой не признал и больше в их сторону не ходил. Почему? Я не знаю. Так и росла Кило без отца, которого видела и наверное знала.
Наиболее жизненно-важным объектом барака являлась уборная.Наше отхожее место было характерно для многих бедняцких дворов Москвы. В таких нужниках люди подолгу не задерживались, и не предавались лёгким мечтаниям, это вам не унитаз с цветочками и мягким ковриком, и свежей газеткой "Московская правда" и уютными обоями в богатых квартирах.
Наш "туалет" представлял собой покосившееся сооружение с очковыми дырками на уровне пола, всегда забитыми угрожающими испражнениями. Самым приятным в этом процессе, могло оказаться соседство прохожего бродяги. который мог тебя и ограбить, успев сноровисто опередить тебя. Пробираться к заветному месту нужно было по гнилым доскам, балансируя по которым, рискуешь сорваться в вонючую жижу.
Однажды я наблюдал, как пожилая еврейская пара посетила это сооружение и через стены слышался их разговор:
-Лёва. ты уже?
-Нет,- с натугой отвечал Лёва. А ты Рая?
- Я тоже нет Пауза.
- Лёва! Ты уже? Нет ещё? Лёва я уже, но я боюсь выйти.
- Хорошо. Рая, посиди, отдохни. Я тебя позову.
- Рая я уже. - в ответ тишина. Рая. что ты молчишь?
- Ой, Лёва. я кажется задумалась.
Чуть левее от уборной, была голубятня - гордость барачной молодёжи. Ну, какой московский двор без голубятни?
По воскресениям голубятня являлась своеобразным клубом молодёжи, да и не только молодёжи. В утреннее время к голубятне стекалась шпана из ближайших дворов. Слышался звонкий мат под стук гранёных стаканов, перебранка, осмотр голубей. Определялась их стоимость, порода и даже спецприменение. Почтовые голуби всегда котировались высоко. Особенно ценились кувыркунистые, мохначи. Сизори, чиграши - для нас малышни, иногда в ссоре, голубятники отрывали голубям головы, особым приёмом, ударив несчастную птицу со всей силой об колено. Частенько ссоры заканчивались понажёвщиной. Тут же поднимался гвалт, выбегали женщины и бесстрашно лезли в драку разнимать дерущихся. Но я не помню случая, чтобы задели женщину.
Семья наша ничем не выделялась. Но мне кажется, мы пользовались уважением барачных жителей. В нашу семью любили приходить. Всегда кто-нибудь, и не чувствовал себя мешающим. Разговоры велись открыто, без шёпота. Да и шёпот бы не помог. Слышимость идеальная. В доме бабушки у окна была кровать, у стены диван, со слониками наверху, большой шкаф, стол и бабушкин сундук, на котором я обычно спал. В сундуке хранились бабушкины заветные вещи, фотографии, какие-то шкатулки, которые сейчас бы наверняка ценились, постельное бельё. Я туда никогда не лазил, бабушка могла рассердиться. А лазить я любил на шкаф, где в большой банке хранилось бабушкино варенье. Она или не замечала моих мелких проказ, или делала вид, что их не замечает. Но варенье было очень сладким, вишнёвым. По воскресениям она варила борщ с мясом. Мы все садились за стол, бабушка разливала из большой суповой кастрюли суп по тарелкам, а потом наступал момент истины,бабушка начинала делить мясо. Мы затихали, первый, самый большой кусок, доставалшся единственному сыну Пете. Потом, второй, скромней мне - хотя и мальчик, но мужчина. После старшей дочери, моей маме, младшим сёстрам, Нине и Лиде и ,в последнюю очередь, бабушка клала самый скромный кусок себе. Но вообще, застолье всегда было весёлым, шумным, с рассказами, воспоминаниями. Обычно всё заканчивалось всеобщим пением и танцами. Музыки не было, но был задорный аккпонимент. Сестры плясали еврейские танцы, "Молдаванеску", "цыганочку". В самый разгар веселья в проёме комнаты появлялась массивная фигура соседки тёти Нехи, которая с доброй улыбкой смотрела на нас,а за её спиной стояли любопытные, безуспешно пытаясь преодолеть мощное препятствие.
- Тётя Неха, что за праздник у Индиков? Чего они пляшут?
- Чего они пляшут? Им хорошо, вот они и пляшут. Когда людям хорошо, они пляшут

Опубликовано:	25.07.2009 21:37
Просмотров:	3952
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

ОХ. , БАРАК , мой БАРАК

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться