Проблема даже не в части речи, предлог редактором не замечен, а без предлога формат не вечен – и рушатся все мосты. Они стоят на краю обрыва, они смешны и нетерпеливы, внизу – курортные переливы уютной морской воды. Предлог был прост – это встреча в баре, жена болеет и муж не парит, уединение в будуаре, безумный такой роман. Потом три дня и ещё две ночи, и снова тянет, поскольку очень, без проволочек сорвать замочек и броситься на диван. А отпуск мал, поджимает таймер, они не любят коктейль без лайма, они на чай не дают ни дайма, поскольку ни дайма нет. Они так заняты, что не знают, что самолёты вокруг летают, а мир меняется, пропадает и падает в интернет. Они не видят – автомобили дороги в город заполонили, и Мэрлин Мэнсон – икона стиля, и стало цветным кино, они не знают об интернете, и что в пробирках бывают дети, и что недавно поймали йети, а впрочем, им всё равно. Для них три дня – это даже мало, их время двигаться перестало, ледник сменяется снегом талым, и снова ползёт ледник. Любовь – такая смешная штука, они не слышат сторонних звуков, они присутствуют друг для друга, и время – ничто для них.
А в это время всё изменилось, давно закончилась божья милость, и человечество загноилось, и кончилось навсегда. По предсказаниям кьеркегоров растаял снег, оголились горы, поднялись воды, залили норы – короче, пришла беда. Но мир не может пустым остаться, на фоне новеньких декораций природа стала вдруг обновляться и снова рожать детей. И снова каменным век назначен, а после – медным, и это значит, что человечеству неудача – всего лишь пустая тень. И снова Рим наступает гордый, Атилла снова кромсает горло, Гален описывает аорты, в атаку идёт варяг, затем мечи обнажают галлы, на Рим с востока идут вандалы, и память Марка Элагабала уходит из янтаря. И наступает средневековье, под войском Карла – стальные кони, горит огнём чешуя драконья, на небе – король и крест. А дальше – Санти и Донателло, и культ порока, и праздник тела, и много слов, и немало дела, и смена имён и мест. Всё так вращается и приходит туда, где было однажды вроде, они вдвоём при любой погоде, в любых перехлёстах рек. И Солнце снова стучится в ставни, мы жить, конечно, не перестанем, пора вставать – мы уже устали, пришёл двадцать первый век.
Они всё в той же лежат постели, они всё в том же живут отеле и слышат ранние птичьи трели, и утро глядит в глаза. Но вот они на балкон выходят и смотрят в море, и море бродит, гуляет море и колобродит на разные голоса. Они стоят на краю обрыва, они до жути нетерпеливы, они исследуют гладь залива, причалы, морской вокзал. Они не знают ни зла, ни горя, – и так заложено априори.
– Смотри, хороший мой, тут есть море.
– Чудесно! А я не знал.
