В день, когда нервным призывом взвывает труба, прячутся звёзды, а с пушек снимают чехлы, маленький Оскар берёт жестяной барабан с ярким узором, как будто полоски юлы. Дни показных перемирий давно сочтены, в дальние страны от пуль улетают грачи, маленький Оскар не знает причины войны, маленький Оскар стучит, и стучит, и стучит. Заперты наглухо окна, снаружи – полки, цокают лошади, дружно солдаты поют, мрачная мама глядит из-под правой руки, комкая левой потёртую кофту свою. Немо комдив открывает решительный рот, дружно вздымаются горны, чуть слышно свистя. Оскар стучит, задавая ритмический ход всем занимающим город военным частям. Оскар стучит, заменяя им цокот копыт, рокот оркестра, чечётку взводимых курков, злобные крики и грохот полночной стрельбы, звон распылённых прикладом хрустальных венков, плач проводивших супругов соломенных вдов, стоны готовых привыкнуть к сосновым гробам, шорох бумаги под перьями местных кротов. Всё, что угодно, умеет пропеть барабан.
Знаешь, свобода – внутри, в этом главная суть, в мрачном остроге, в тяжёлой системе цепей. Те, кто на плахе, на дыбе, прибит к колесу, много свободней, чем серый пиджачный плебей. Это свобода сказать, потому что – плевать. Это свобода плевать, потому что – конец. Это свобода лепить то, что принято рвать, это свобода легко и светло сатанеть. Это свобода командовать аутодафе, чувствуя режущий хворост под пальцами ног, это ещё не исследованный спецэффект, слишком опасный для практики даже в кино. Тем, кто ютится в квартирах, понять не дано тех, кто стучит в барабаны и в трубы дудит; те, кто заносит расходы на масло в блокнот, вряд ли поймут тех, кто сердце извлёк из груди. В чёрное время, когда заземлятся кроты, те, кто свободен, поднимут свой флаг на Рейхстаг, выполнив малую норму великой мечты, тут же внезапно под главные символы встав. Шапки взметнутся под сенью командной руки, будут ломиться от яств разводные столы. Те, кто свободен, тотчас сформируют полки и обязательно снимут с орудий чехлы.
Так образуется время насупленных лбов, время холодных команд и холодных умов, прячется где-то испуганный грохотом Бог, так как свободу он даже умерить не смог. Мерно проходят враги по чужим городам, вьётся по улицам страшный железный дракон. Маленький Оскар стучит в жестяной барабан, чётко диктуя врагам барабанный закон. Оскар свободнее всех, кто тогда и теперь, если ты дробь его слышишь – сиди и молчи. Оскар не знает о том, кто войдёт в его дверь.
Оскар стучит, и стучит, и стучит, и стучит,
и стучит
и стучит
и стучит
