Истину нельзя объяснять так, чтобы ее поняли; надо, чтобы в нее поверили
(Уильям Блейк)

Все произведения автора

Все произведения Избранное - Серебро Избранное - Золото Хоккура

Сортировка по рубрикам:

Проза

из цикла "Матрица, Часть№ 4 - Записки пчеловода"

Тайфун и наводнение

"...Андрей, пишу тебе с таежной пасеки в Шкотовском районе. А ты вернулся в Питер к своему востоковедению и оккультным наукам? Или бродишь по большому квадрату под большим кругом? Как твоя трудная работа в ожидании чуда, когда все бытие станет Царством Божиим?

Пробовал я пройти с сопок в деревню Новороссию, но не удалось. Трое суток непрерывно лило – сильнейший тайфун изменил лицо долины. Где раньше шла дорога между полями кукурузы и перелесками, теперь глубокая протока с несущимся, взрывая берега, грязным потоком, но и берегов нету, - рваное пространство залито водой по кроны чудом устоявших одиночных деревьев, наводнением нанесло с верховьев Цимухэ великаны-ильмы, их выбеленные стволы с костями сучьев, ошкуренных и голых от коры и листьев, громоздятся непреодолимыми баррикадами на вымытых до гальки пустырях. Пройти не удалось, и я мокрый, уставший бороться с буреломом и водой, вернулся на пасеку, хорошо она стоит высоко под сопкой.
Еще в первый день тайфуна на пасеку сунулся бортовой «урал», полный непонятных людей, - выскочив в начале точка из неиствующего леса, он подал назад, когда я вышел на крыльцо, и растворился в дожде. Я что-то слышал от пчеловодов, есть такой «неуловимый голландец», состоящий из переодетой охраны и уголовников из Чугуевской зоны, спускающихся с Плато, грабящих пасеки и пассажирские автобусы по нашей пустынной таежной трассе, проходящей через перевал на Сергеевку.

Уже несколько дней, как ушел тайфун, оставив пустой лес и легкий как прикосновение моросящий дождик на губах и руках, тайгу словно вымыло от людей, нет и намека, что они существуют, - одиночество приятно. Сижу в уюте на своей пасеке, перевернуло и посрывало крышки нескольких ульев шквалом, набросало сучьев на точёк и крыльцо, но обошлось более-менее удачно – «мухи» мои присмирели, тихо гудят, занимаются «деткой».
Пью чай с медом и с сухарями, и пишу тебе это письмо. А помнишь, как ты, сын академика, попав в Находку, сумел устроиться на работу только на ассенизационную машину в «13 автоколонну», - кстати, я и в пчелосовхозе прописан по пасеке №13, - ох, и повеселились мы тогда на центральной площади рядом с иностранными консульствами, когда она в очередной раз заглохла. Менты словно взбесились, понабежав к воняющему на всю округу драндулету с гофрированной трубой. А ты спокойно сидишь на подножке у открытого капота, я тогда подъехал на самосвале, чтобы оттащить тебя в гаражи, наше начальство, гады, и мне дали развалюху, думая, я буду ее ремонтировать! А мне тогда доработать до месячной зарплаты и прощай город - звали синие сопки.
Цимухэ, это две реки, Верхняя и Нижняя, у слияния в долине большая деревня, на окраине которой древнее земляное городище в виде высокого, на уровне крыш деревни, четырехугольного вала, заросшего ивняком, по сторонам которого проходы для скота, там животноводческая ферма. Верхняя река ведет от городища через ущелье в сопках на заболоченное Плато и Даубихэ (река «тысячи сражений»), Нижняя – на перевал, где моя пасека, в долину Сучана и еще выше, к истокам Улахэ, древней долины с уникальным микроклиматом, откуда можно попасть через Березовую на перевал Сихотэ-Алиня, на Аввакумовку к бухте Ольга.

Но, дело не в этом. Здесь, в пчелосовхозе, мне тоже досталась разворованная после медосбора начальством пасека, пчеловод, которого они поставили бригадиром, думал, что от «шакалов» можно ждать благоденствия. Но и это – не главное! Начальство заметает следы его пребывания, а за одно - и людишек, что знали его. Полгода Бурковский бегал по инстанциям, - «навесили на него всех собак», - пока те не поставили точку, - в центре города, на Колхозной, у краевой конторы пчелотреста он вышел от главного «босса», и…его сбивает «неизвестный» грузовик. Он, оказывается, писал спецкору центральной газеты во Владивостоке, политический редактор которой, прибыв в свите «Горби» во Владик, позвонил в контору пчелосовхоза «Южный», поинтересовался его судьбой. Говорят, редактор ищет своего сына, исчезнувшего из Москвы в Приморье, что-то напоминает мне это..? Ты тоже искал своего друга, пославшего тебе письмо с почтамта Находки, нашел ли? Почему-то «боссы» решили, что «небожитель» интересуется мной, «москвичем», - сильно перепугались, даже забрали свои накладные на медовые рамки и акт передачи пасеки от Бурковского. Они, уже сейчас, считают, что все созданное трудом пчеловодов, принадлежит им. Тот несколько раз приезжал «вырабатывать командный голос» на свою бывшую пасеку, я ему посоветовал забрать свое барахло и не тратить казенный бензин понапрасну. При директоре конторы он мне заявил, что «сделает все, чтобы убрать его с пасеки», такое рвение похвально, но видно «охота» шла тогда не на меня, - не успел выхлестнуться.
Со временем приходит одиночество. Судьба сводит с людьми случайными для меня, большинство которых - дрянь, общаешься с ними по необходимости, не подпуская близко к себе, и все больше возникает желание быть одному.
Пришло время возвращаться в Москву, власть упустила вожжи, грызут как бешеные собаки всех подряд вокруг себя. Развал империи начинается с ее окраин. До встречи на баррикадах! Витус.

PS:
Литературный мир, несмотря на натурализм описания, не привязан к Реальности, крутится как коза, привязанная на давно выщипанном ею лужке на длинной веревке, вокруг вбитого Хозяином колышка – конечности знания человека о мире. А это приводит к попытке подменить эту конечность мистикой".

Опубликовано:	18.02.2013 07:56
Просмотров:	3710
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

Тайфун и наводнение

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться