На её рабочем столе никогда не появится его фотография

по мотивам расставания Гри

На её рабочем столе никогда не появится его фотография. Мобильник больше не зазвонит его мелодией. Больше не будет прогулок по городу, посиделок в кофейне до последнего посетителя, приятной возможности положить свою голову ему на плечо в кино. Его смешных футболок. Милых подарков без повода. Его запаха на подушке. Ощущения принадлежности к кому-то.
Просто иногда такое случается. Что-то исчезает, ломается, перегорает, ниточка рвётся, и два человека становятся абсолютно чужими друг другу. Причин миллионы и обычно они до глупости банальны. Уверенность, что вы – две половинки одного целого, вчера ещё бывшая аксиомой, сегодня становиться неуместной шуткой. Главное вовремя понять и что-то сделать, поправить. А проще всего - ну так уж устроен человек! – проще всего всё разрушить.

Она сидела на стуле и смотрела на пол, где кучей были свалены все его вещи. Расставаться всегда тяжело. Однако сейчас на душе у неё было просто пусто. Как будто из заставленной комнаты вдруг вынесли всю мебель и теперь звуки отражались от стен и создавали эхо, которое как ни старалось, но не могло заполнить образовавшуюся пустоту.
Их первые месяцы были похожи на сказку. Он звал её «малышкой» и целовал замёрзшие пальчики, она на работе отсчитывала часы до их встречи и утыкалась лицом в его живот. А ещё они читали друг другу стихи. Это было до того банально романтично, что приобрело для них прямо таки священный смысл, когда ночью он читал свои рифмованные мысли, а она вся прижималась к телефонной трубке и только дышала в ответ. А свои она читать почему-то стеснялась, не могла вслух даже для такой родной публики, поэтому тоннами скупала милые открытки, а то просто выводила строчки в его ежедневнике, на обрывках бумаги или по его руке…
Ну а потом всё как-то пошло на спад. Ей стало казаться, что те вещи, которые раньше вызывали в ней то упоительное ощущение счастья, когда по телу разливается тёплая нега, слегка кружится голова, и ты буквально растекаешься, постепенно теряли краски. Они стали реже видеться. Она придумывала нелепые отговорки, ссылалась на срочные дела, болела по два раза за месяц. А он верил, не обижался и звонил, звонил, звонил… Это стало утомлять. Она не подавала виду. И дело было даже не в новом знакомом, который с заядлым упорством добивался свидания с ней и вполне мог бы стать объектом зависти подружек. Ей не хотелось никого. И его тоже.
Затягивать разговор было бессмысленно.
Она была неплохой актрисой, но по телефону изобразить томительное ожидание встречи у неё не вышло. Да и не к чему. Он почувствовал это очень остро, однако отнёс это на её плохое настроение, а потом, подумав, ещё и на очередную сессию, ссору с родителями, магнитную бурю, критические дни… Люди чрезвычайно забавны: они придумают сотню правдоподобных и не очень отговорок, только бы не зародить в своей душе хотя бы едва уловимый намек на реальную причину происходящего. Зачем-то он зашел в магазин подарков и купил ей банального, но довольно милого плюшевого медведя. От этой покупки ему стало ещё грустнее, и он поспешил к метро.
Она открыла ему такая родная и домашняя, в спортивных штанах и старой отцовской тельняшке, со смешным хвостом почти на самой макушке. И опять какой-то укол, почти в сердце, почти больно, но нет, показалось, прочь! Он обнял её ещё сильнее, чем хотел, нежно поцеловал. Она натянула улыбку и задала стандартный вопрос про чай. Ему не хотелось ничего, кроме неё, но он всё же согласился только ради того, чтобы посмотреть на неё со спины, избегая взгляда пронзительных зелёных глаз. А она предложила только ради того, чтобы, избегая его прямого взгляда, привести мысли в порядок. Но мысли никак не хотели собираться. Оба молчали о своём. Чтобы нарушить тишину, которая как будто специально, именно в этот момент, стала невообразимо гнетущей, она спросила про его учёбу, работу, друзей, родителей, автоматически отключая слух, потому что уже и так знала ответы. Есть такой тип людей, у которых никогда ничего не происходит, а если и происходит, то проходит мимо них, без их участия. И они всегда отвечают на любые вопросы, что «всё хорошо», не понимая, что такая жизнь не есть хорошо. Он был одним из них.
Чай был уже давно приготовлен, а она всё никак не могла отнести поднос в комнату, потому что это означало, что нужно начинать разговор. А она не смогла. Не знала с чего начать. Не находила нужных слов. Боялась сразу обидеть его. Она просто не допускала в свой мозг мысль, что своим решением не просто обидит, она его растопчет. И потому уже несколько минут подряд намазывала джем на куски булки, складывая их на тарелку. Пирамида не выдержала где-то на шестой порции – бутерброд со смаком упал на пол, джемом, естественно, вниз. Она отошла от стола и решительно пошла в комнату.
А он всё это время сидел и любовался её спиной, движениями и, даже, как ему казалось, лёгким и смешным посапыванием, которое она издавала.
Её уход вывел его из состояния созерцания и он, прихватив забытого в коридоре плюшевого медведя, прошёл вслед за ней. И сразу что-то в её комнате показалось ему новым, и почему-то чужим и враждебным. Он не сразу понял что, а спустя пару секунд старая и больная мысль резанула мозг. У неё всегда был бардак, творческий беспорядок, как любила оправдываться она, вещи были раскиданы на столе, свисали из ящиков комода, пылились на полу, вот только теперь прямо посередине кучей были свалены исключительно его вещи. Пара футболок. Диски. Зарядка для телефона. Куча открыток. И самое обидное, его подарки для неё: пара уточек-мандаринок, браслет из крупных ультрамариновых бусин, разграфиченный ежедневник, её любимый парфюм и явно что-то ещё, внизу, не разглядеть, да и не вспомнить уже, наверное, ведь подарено от души, в порыве…
Он взглянул на неё щенячьим взглядом, надеясь зацепиться хоть за что-нибудь. Протяни она ему сейчас хотя бы соломинку, он смог бы выкарабкаться, вытащить их обоих. Но она молчала. Слов по-прежнему не было. Как будто кто-то великий и всесильный объявил безмолвное табу.
Не нарушая его, он положил медведя в общую кучу. Молодец, он всё понял практически с первой попытки.

Не выдержав напряжения, она ушла на кухню, и, заставив себя удержать предательскую слезу, стала мыть тарелки. Его не было минут семь, а потом, ей даже не надо было поворачиваться, она почувствовала его нутром, он стоял в проёме двери. Лёгкая дрожь в ногах, бешеная мысль, что он сейчас скажет, сделает, комок к горлу. Рука машинально трёт одну тарелку вот уже семь минут.
Он медленно подходил ближе. Она ненавидела эту их сенсорную телепатию.
Ближе. Ближе. Кухня растянулась до немыслимых размеров. Время перестало дышать. Сердце задержало свой бег. И вот она, наконец, почувствовала его своей кожей. Он подошёл сзади и обнял её. От этого прикосновения по телу прошёл разряд тока. Она ничего не понимала, а он, как тряпичную куклу, повернул её к себе, коротко, но нежно поцеловал в лоб и сказал три слова. Последние три слова, сказанные им ей на этой кухне. Последние три слова, которые она от него услышала. Последние три слова, которые она так боялась услышать.
Когда она открыла глаза, его уже не было. Она разжала руку, и тарелка со звоном упала на пол. Не поднимая осколков, она пошла в комнату и, проходя через коридор, захлопнула входную дверь, которую, она это знала, он специально оставил открытой.

Когда дверь захлопнулась, он ещё долго сидел на лестнице, вслушиваясь в звуки, доносящиеся из её квартиры и выкуривая одну сигарету за другой. А потом, когда крохи надежды задохнулись в табачном дыму, медленно встал и всю ночь гулял по сонному городу, стараясь понять то новое состояние, в котором он вот так внезапно оказался. Состояние ноющей тоски и какой-то беспринадлежности.
2005 – июль 2007 года

Опубликовано:	29.05.2009 11:04
Просмотров:	2864
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

На её рабочем столе никогда не появится его фотография

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться