Воздуха не хватало. Ольга открыла окно в мастерской и вернулась к незаконченной картине. Свежий ветерок влетел в помещение, чуть-чуть поиграл роскошными каштановыми волосами Ольги, колдующей у холста, пролистал несколько страниц раскрытой книги, лежащей на этажерке, и угомонился у стены, возле которой стояло несколько готовых картин. Только здесь, в мастерской, Ольга Мохова, известная художница, королева многих выставок и вернисажей, не так остро ощущала одиночество, которое обрушилось на неё месяц назад, внезапно, в один из обычных рабочих дней. От неё ушел муж. Казалось бы, ушел и ушел. Но это бывает не так больно, когда тебе тридцать. В пятьдесят пять — страшно и безысходно. Особенно, когда тебя променяли на молодую актриску местного театра. Ольгу мучила бессонница, расстроенные нервы никак не могли привестись в порядок, лицо осунулось, под глазами появились синие круги.
Ольга отошла от холста и оценивающе взглянула на свою работу: чего-то не хватало. Какой-то маленькой детали, штриха, изюминки. Чёрт! Вот уже две недели она работала над этим натюрмортом и всё никак не могла его закончить. Холст как будто издевался над ней, дразнил и «корчил рожи». Ольга выбежала из мастерской, ворвалась в спальню и рухнула на кровать. Она не могла ни плакать, ни думать...
...Полмесяца назад, когда нервный срыв достиг «апогея», Ольга позвонила своей давней подруге Наташке и попросила её приехать. Наташка, обеспокоенная состоянием Ольги, примчалась из своего дальнего спального района примерно через полтора часа и попыталась, чем могла, поддержать подругу. В ход пошли и пустырник, и теплое молоко, и простое человеческое участие.
— Ну, мать, ты основательно расклеилась. Давай, соберись и послушай, что я тебе скажу. Мне кажется, ты должна написать картину. Изобрази на ней свои печали, всё, что тебя мучает и беспокоит. Оно останется на холсте, а ты избавишься от тяжести , что носишь в себе. Попробуй, Оль! Опять же, окунешься в любимую работу, отвлечешься от тягостных мыслей. Ну, и не забывай пустырничек принимать!
— Хорошо, Наташ, попробую. Только не знаю, что из этого получится.
Наташка тогда уехала домой поздно вечером, а Ольга долго не могла уснуть, обдумывая предложение подруги. Ближе к утру она забылась тревожным сном. Проспала часа три и резко вскочила, как будто её кто-то толкнул. Сердце билось часто-часто, дышать было трудно. Выпив успокоительных капель, Ольга вошла в мастерскую. Подвинула вплотную к стене журнальный столик и стала собирать композицию для натюрморта. В голове как-то сразу обозначилось название: «Натюрморт в тёмных тонах».
Сначала она сходила в цветочный магазин и купила темно-бордовые розы, семь штук. Точно такие же подарил ей Вадик, её первая любовь, когда пришел из армии. На прощание. За то, наверное, что ждала его долгих два года. А он привёз из города, где служил, невесту, да еще беременную месяце на пятом. Предательство ошеломило. Хотелось выть, рыдать в голос, рвать и крушить всё вокруг себя. Вместо этого она молча повернулась, и, выбросив на обочину букет, пошла, не оглядываясь, домой...
Розы Ольга поставила в черную керамическую вазу и поместила чуть левее центра композиции.
Родители. Они ушли из жизни пять лет назад, один за другим. Ольга хоронила их молча. Рыдало сердце, внутри всё переворачивалось и ныло, но надо было держаться и руководить процессом. Она пила корвалол, ходила в ритуальную службу на «автопилоте», организовывала поминки и глядела на окружающих сухими от горя глазами. Она боялась плакать. Ольге почему-то казалось, что если она заплачет, то никогда не остановится...
Она положила возле вазы с цветами любимую папину «Большую книгу афоризмов» в коричневом кожаном переплёте, а сверху — мамины темно-фиолетовые аметистовые бусы...
Сын Ромка. Вырос, не заметила как. Закончил университет, уехал из родительского дома за несколько сот километров. Работает юристом, женился. Приезжает крайне редко. Иногда звонит. А она, Ольга, скучает, ей так не хватает родного человечка рядом. Опять грусть.
Нашла на антресолях ромкину игрушку, фигурку тёмно-серой лошадки. Поставила рядом с вазой.
Муж. Зараза. Двадцать пять лет прожили душа в душу, а тут возьми да и случись «бес в ребро». Оставил Ольгу одну-одинёшеньку, и хоть бы хны. Ни совести, ни чести. Обидно и больно. А вдруг вернется? Сможет ли она простить? Лет двадцать назад не простила бы. Ни за что. А сейчас... С годами многое в нас меняется, мы учимся понимать и прощать. Пусть только придёт, а там видно будет...
«Интересно, что же он оставил мне для натюрморта?» — спросила себя Ольга. А, вот она — черная бейсболка с длинным козырьком. Как же муж её, любимую, забыл? Бейсболка последовала на журнальный столик и, топорща козырёк, легла рядом с лошадкой. Поправив еще раз все детали композиции, Ольга удовлетворённо вздохнула.
Натянув холст на подрамник и укрепив его на мольберте, художница достала из шкафчика краски и кисти. Сделала набросок карандашом, наметив пропорции и контуры предметов. Затем тщательно поработала над подмалёвком и уже довольно ясно представила себе, как будет выглядеть натюрморт на холсте. Накладывать второй слой краски она начала с цветов, потому что они могли быстро завянуть. Тяжелые мазки ложились на холст, как всхлипы измученной ольгиной души. Тёмные краски на картине и будоражили, и успокаивали одновременно. Увлечённая делом, Ольга не заметила, как пролетела неделя. Получалось неплохо, но чего-то, всё-таки, не хватало. Художница неутомимо искала решение. Пыталась дополнить композицию новыми деталями, меняла фон картины, пыталась поточней прорисовать детали предметов — ничего не помогало. Вот уже и вторая неделя прошла. Ольгу начинало раздражать неоконченное полотно, а как завершить работу она не знала.
...Холст как будто издевался над ней, дразнил и «корчил рожи». Ольга выбежала из мастерской, ворвалась в спальню и рухнула на кровать. Она не могла ни плакать, ни думать. Рассматривала рисунок на светлых шторах и старалась успокоиться. Вдруг она каким-то образом почувствовала: в соседнем помещении что-то происходит. Ольга встала с кровати и тихонько, на цыпочках, вошла в мастерскую. Там летала большая белая бабочка! Она кружила по мастерской, как маленький крылатый вихрь. Ольга смотрела на неё и улыбалась. Бабочка полетала еще минутку и села на черную бейсболку мужа. Вот! Та самая деталь, которой не хватало! Ольга , чуть дыша, приблизилась к мольберту, выдавила белила из тюбика на палитру, взяла кисть и стала наносить мазки. «Бабочка, миленькая, посиди еще минутку, и еще капельку, пожалуйста!» — мысленно умоляла художница крылатую красавицу. А та — как будто слышала ольгины мысли, и не двигалась. Всё! Картина закончена. Бабочка вспорхнула и полетела в спальню. Там села на штору и сложила крылышки. Заснула. Ольга еще раз полюбовалась своей работой, потом вымыла руки, забежала на кухню и выпила чаю с булкой. Затем вошла в спальню и прилегла отдохнуть. Завтра она позвонит Наташке и пригласит посмотреть натюрморт. Завтра начнется новая жизнь. Завтра она пойдет в парикмахерскую и сделает стильную стрижку! Завтра... Всё будет завтра. Незаметно наступила ночь. Сквозь полупрозрачную штору проглядывала полная луна. Они обе, бабочка и Ольга, спали безмятежным крепким сном.
***
Пусть я пока запомнюсь вам такой,
С улыбкой грустной и остывшим чаем,
И с Новым годом пополам с войной,
И с опустившимися от тревог плечами.
Укутавшейся в тёплый мамин шарф,
Который согревает в непогоду
Меня и весь земной простывший шар.
Всегда. Везде. В любое время года...
Тамил, привет. Хочу показать одного дядечку, он вроде у вас там живёт. У него есть техники, позволяющие привести себя хотя бы в спокойное состояние, что очень важно в нынешнее время https://www.youtube.com/@user-tu3tn1ni3b
В Юмор-студии (зелененькая баннер внизу правой колоночки) по случаю Международнова дня поэзии хокку открыта конкурсная серия на тему Чувство локтя. С призом. Желающие еще успеют.
Уважаемые г. редакторы. Позвольте спросить. Если бы вашему (мне всё меньше хочется называть его своим) сайту оказал честь своим присутствием Евгений Сатановский и повторил бы то, что в своей ярости благородной сказал я, скажите мне, люто бесящаееся от своей никомуненужности недопоэтессо оле тоже дало бы ему двенадцать часов на удаление мнения, угрожая ему, ли сайтом всё-таки не распоряжаются недопоэтессы и прямо рьяные до хорькового аромата защитницы врагов моей страны?
Если через любое время моя последняя публикация будет удалена с сайта, я буду вынужден покинуть сайт, покинуть, считая его притоном русофобской проамериканской, мягко говоря, пакости. Может быть, уйду не один. Оставив оставшихся пересчитывать зелёные сребренники и молиться на крышечку от кока-колы. Тоже даю время на раздумия - администрации сайта - те же двенадцать часов.
