Таврический край разыгрался мистерией летней,
в созревших озимых цикадами полдень звенит,
жарких лучей опасаясь, запрятались тени,
а солнце воткнулось в зенит.
Пасётся в лазури бескрайней небесная стая,
плывут облака к горизонту, лениво клубясь,
знаком небесным явившись и, медленно тая,
сплетаясь в узорную вязь.
Высокое небо пылает пожаром июля,
умаявшись бегать по лугу прибрежному, злой,
воду, припав, из затоки, почти не смакуя,
лакает полуденный зной.
Мерцает вдали, за излучиной, бабочкой парус
летит на огонь, презирая возможную смерть,
в белую тучку быстрей превратиться пытаясь,
но выше не может взлететь.
Усердный прибой повторяет заевшей пластинкой
шуршанье ракушек и скрип заунывный песка,
ветер сознанье баюкает песенкой тихой,
священною мантрою став.
Я "скифскою бабой" застыл, очарованный далью,
открывшейся взору, и слушаю этот концерт,
ставши философом, истину ту вспоминаю,
что жизни прекраснее нет!