В меланжевом царстве, в тени баобаба,
Где груши боксерской увесистый плод,
Террариум редких, нордических гадов
Водил под копирку словца хоровод.
Тот край оверложен был контр-культурой.
На длинной цепи сказки гавкал питбуль.
Сисястые рифмы давали натурой...
Эркюль Самогон прятал ключ в ридикюль.
Там дедушка каждый слыл гомеопатом,
Растил между строчек по пояс траву.
В меланжевом царстве почетно быть гадом,
И ложкой жрать спьяну под мантру "халву".
Боксерскую грушу вальсируют музы...
В террариум лаз через задний проход.
Держите поэты сухими рейтузы,
Пока брага хлещет в разинутый рот...
японский сказитель, объевшийся сакур,
объевшийся камня, что сад застолбил.
японский чертёжник богов переплакал,
смеялся их чаще, быть смертным любил.
любил он богов, что зонтами укрыты,
идут по дорогам дровами платформ.
японский пастух у баранов помытых
вдруг солнце увидел в плаще голубом.
в озёрах оглохшего токио стёкол
японец, ценителем транспортных жил,
вставал часом раньше, чем солнце востока,
любой, на камчатке живущей души.
заря, как развёрнутый суши, сияла,
хоть суши японец всегда презирал.
и тень его меч пополам разрезала,
и он, как пронзённый мечом, умирал.
Иппона-мать точила саблю самураю...
С поникших сакур опадал волшебный цвет.
А он любил двух гейш в углу сарая,
Забыв про суши с рисом на обед...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Дорогой друг, очень прошу вас провокашки и чернуху нести сразу на Стихиру или на Главком. Здесь этого не любят. Ваши буквы бережно перенесены в Рубилище. Считайте это деликатным предупреждением.