молчание мельхиора в серванте
пахнет ягнятами
неопалимая керамика простаивает
без праздничной атрибутики
перемешивая помои пальцем
рассматриваю тапочки:
одна штука
б/у
беж
*
…а тем временем
вороватомордая войлочная тапкобойка
зависает у верхнего пола слушая
как там
на подоконнике
гусеница
в спичечном коробке шевелится
словно целлофановая девочка на яблоне
которую она
никогда
не
снимала
а осенью
промокшие спички согревали печаль гусеницы
а в августе
небо трепетало подшляпьем девочки
и шаровые молнии внутри расползались
как стайка тли
выпущенная из вазона
в демисезон
не происходило ничего
разве что яблоня вздрагивала
возможно
ей снилось
что её смывают с земли
мягким лосьоном
словно краску
с циан-целлофановых глаз
(кто отпускает яблони
и подрезает гусеницам волосики
знает:
только с десятого на пол-одиннадцатого
иначе – поздно)
*
… и железный маховик старинных часов
запугивал одеяло
и молчащий мельхиор в кош(м)аре
кусал бархат
и тапкобойка направляла в меня свой взгляд –
дуло танка
и дуло деми-«дэ мы»…
самое страшное –
это если вдобавок
свалится звонок
уронит в паркетину
известие о том
что яблони не пережили домагательства урагана –
сдались
*
с десятого на пол-одиннадцатого
погода медленно отстёгивает пуповину
и всё замирает
только
твои гусеницы проезжают по мне, не надевая войлочных подмёток
мои глазные яблоки просят, чтобы их накрасили
весенне-белым
