Господи, как же ты смел-то – по чашам взвешивать, мерить судьбины-распутья, карать нас всласть? Мойры отпряли, но это – преданье «свежее», да и чего-то им стоило просто прясть – прясть механически, прясть, не снимая варежек (мойр поселили на выселках, дурачьё!)... – мифов неискренних горы-завалы-залежи, ты же вот, Господи, кто ты, ну что ты, что?
Господи, как же ты смел-то – пустил нас в плаванье – мойтесь, барахтайтесь, множтесь, чёрт вас дери! Мы расползались сырочком несвежим плавленным, были тобою по горло, поверь, отравлены, были полны грехов, как осетр – икры, что-то взрывалось, что-то тихонько каялось и застывало маслицем там, внутри...
Господи, как же ты смел-то, что смог нас выдохнуть - серым дымком, посеребренным по верхам... Господи, ты не устал ещё не завидовать нашему вымирающему многовидовому скотскому поголовью у входа в храм?
Ты не апостол – апостолы отрекаются, ты не эпистол – эпистолы - не творцы... Боже, тебе же в неделю – по восемь пятниц, а снизу ещё не спаслось ни одной овцы!
Господи, как же ты смел-то, что смог нас – оптово – язве, холере, чуме, - живо прячьтесь в чум! Сколько нас было случайно слегка растоптано, сколько подбито межзвёздочными полётами, - любишь ли, терпишь, бичуй или врачуй, - я же за всех тебе, Господи, отплачу!
Господи, как же ты смел-то, что смог нас – вытолкнуть, выполнить, вываять грязь, извалять в пыли.... Как же ты слух не сорвал голосами сиплыми, хриплыми, липкими, ломкими, будто выпьими, как же ты смог отстроить нам корабли? Как же ты – словно заклятье – ну как же, как же ты, как же ты смог нас - кочующих кучек – в жизнь?? Господи, позабрось наблюденья-гаджеты, мы же все гады, ну слышишь, ну все ведь гады же – сядь отстранённо, не думай и не чешись...
Бог смотрит в душу, как будто в дверную скважину, Бог сквозняком заползает и в мой содом, - что же ещё позанятнее мне здесь скажут, и скольких языческих выплетут из кустов терна?
.. а самое-самое, что есть главное, - Господи, если ты смел так, что дунул – и я зазвучала свирелью, дудой раздавленной, я оказалась Тебе одному оставленной и не успела ещё отгореть-отойти в нули, - Господи, как же ты смел, что из пара зимнего, лёгких захлопнутых, раннего декабря, я родилась с несвоим демоническим именем, ты меня вытолкнул, выдохнул, серым дымом ли, дымкой серебрянной выкормил, - я теперь не «прости меня!», а «как же смел ты» - сорвавшимся голосом, тихим зубовным скрежетом, с плохо скрываемой в сердце шальной надеждою, - как же ты смел так заранее упустить меня?!
