Маленькие дурочки мечтают: вырасту – буду гордой, красивой и знаменитой.
Выросла.
Только одного теперь – стать крохотулькой маленькой,
чтобы большие красивые бродяжечки-кармелиты
вкладывали меня в разноцветье лифа, или в купальники –
какие-нибудь силиконовые памэлы,
чтобы пони прикалывали меня седлом под попку эльфиков-ангелочков…
Авторизация голосила, что пароль «судьба» как-то слишком чисто-конкретно абстрактен,
поэтому стоит попробовать отправить память на санаторную перезагрузку.
Память забивалась в угол, за шкаф.
Выдавала список случайных актов –
цвет белья, две пуговицы, утерянные, со школьной блузки,
пять царапин, оставленных на взрослой парте – словом,
полное безобразие – не память, а долгий затянутый waiting list.
От созерцания памяти отвлекал очередной свинцовый
выходящий из моего сумрака жорж-сандовский шарлатанишка трисмегист:
кислые, кислые, кислые kissы. Космы. Спины наждачка –
как за стеной каменной засыпаешь, только вот груди счёсывает…
Думала: раз уж выросла такой пошлячкой,
буду жевать эту жвачку у чёрта на дачке,
как и положено курвочке стоеросовой.
Ан-нет.
По снам шляется постоянно анна.
Недостижимость марины обидно дразнит не мальчиком, так неумёхой-козаком-разбойником.
Вода в кране отдаёт раненным океаном.
Трусы в топориковых аппликациях с принтом «раскольников»
безнадёжно утеряны…
Такое вот, понимаете, детство, но
деться некуда, и это – самое лучшее.
Сижу на сене, стряхиваю с шеи соломинку «безнаследственность».
Сено шуршит.
Я слушаю –
то ли мышеватый ветер, то ли моноложная околесица…
Вот бы мне быть маленькой-маленькой, максимум – четыре месяца!
Вот тогда б – никаких мыслей, разве что мыслёныши, размером с пятак,
а так
сидишь, думаешь:
у эллочки – парниши, толсты, таксовы и знамениты,
у белочки – марганцовконочье, глазовыкалывание на иконках…
Я – всего-навсего маленькая иголка, сквозь которую проходят астероиды-псевдонити.
Я – иголка…
