журавли, набившись в вагоны,
рассчитываются на первый-тысячный
последний раскрывает крылья и
ищет точки
изогнутый, словно хвостик запятой, клюв
запинается
прежде чем
шепнуть небу
прямо в ушную раковину
не
бой
ся
……
нам с неба давно не давали ни писем, ни предписаний
даже письменность потихоньку вымирает
крючки ржавеют
округлости обнуляются
поверхности худеют
ливни шлифуют зарубки на чёрно-белом
с неба
не доносится даже шёпота
а вдруг
большой пёс
поднимется по журавлиной лестнице
упрётся передними лапами
в звёздную сетку
и будет грызть рожки
белому полумесяцу
заблудившемуся в чёрной миске?
на несколько ступеней ниже
серые аисты уносят стариков в их личное загорье
седые аисты возвращаются с мифом в клюве
миф медленно бьётся ниже желудка
и давит на бёдра
когда-то придёт и его время…
…Господи, хоть бы поскорее!
Господи, хоть бы не слишком скоро!
разинутые рты глотают небо
а там
молча крепят
прозрачные бирки
к стопам младенцев
и на них не проступает
ни
одного
знака
познакомься
это – дрожащие ж/д, жарящиеся
в жёлтых лучах солнца
это – дребезжание, наполняющее
почки и селезёнку
это – бесшабашная вибрация
тёмного и светлого
лимонная цветомузыка
на диско птицеобразных
плавучая платформа танцпола
пощёлкивающие в такт старого твиста клювы
алые танкетки бумажно-блёклых журавликов
залитых рассветным лимонадом
это – безвременье
без-звучие
бес-страшие
вибрирующий воздух
сирен –евые ультразвуки
непростроченные рубахи крыльев
накрывающие нам уши
белым манным облаком…
эта перекличка
звучит с востока на восход
с заката на запад
от южного угля до северных уголков
но каждый раз
клюв тысячного
отказывается называть
свой персональный номер…
и кто-то сердится
кто-то, сидящий над облаками
болтает ногами
сплёвывает шелуху манных семечек
отбрасывает прозрачные бирки
вычёркивает очередные крючки
из нижнего обихода
небо молчит
облизывая землю
тёплым шершавым языком
с царапинками от клювов
белых танцующих птиц
умоляющих
не-
бо-
яться
