У тебя, бедненького, дела!
А меня вывели до угла,
Прямо в чем матушка родила,
И предали в темя.
Аня Санина
… и были меридианы – мамайский член.
Экватор был – хиросима.
Бог корректировал землю каранда-чем.
Был красный его – синим
на красном, на иорданско-закатном, на
щекочущей грунт подливе –
с потопом блудила китовая глубина
цвета гниющей сливы.
Чернил не хватит. Боже, подай же нам днесь чернил
и корректурных знаков,
вил, что чертили бы «завтра» внутри бахил,
всхлипывающих «под закусь»
грязи комков в мутной живой воде,
ила, рачков червивых… –
вилы, в зрачках мелькающие аптек,
скажите: чьи вы?
Вилы наперевес – идёт – ползком –
землю целуя в тридцать
(в уме четыре) норы морщин, в гром
ядер, – угрюмый рыцарь
ордена сладоречия в уголке
рта-проволоки, рта-раны, –
у него ртов полон, поди, пакет –
рваный-рваный!
У него слов полон, поди, карман,
поцелуйных камней – тыща…
У него на макушке змеится седисто пьянь.
Он подкрадывается.
Он – ищет…
На волне ада, на звоне подкованных бубенцами пят –
куда ты
дойдёшь, повелитель сдохших в яйце совят,
предатель?
Золото твоего гласа, серебро бубенцов, медь
ртутная поцелуев,
имени невидимка, что бьёт, как плеть, –
упоминаю вас всуе.
Сколько вас? Тыща? Туча? Тьма? Рать?
Ядовы мои блохи,
каждого обнимаю с натужным «брат»,
всякого нарицаю – богом, –
рвите! Предайте! Выдавите из пор
вашего по-ту-земья!
Воском не отгораживаю ваш хор.
С губ не стираю семя.
Не говорю: «Караул-помоги-мон-дье! Это ж не те!
Бензину б!»
Всех нарисую на боговой темноте –
всех, предававших в спину –
самым певуче-чернильным, как бог хотел,
потом и кровью пропахшим красивым синим…
