Но твердо знаю: омертвелый дух никаких форм не создает; работы в области форм бесплодны; «Опыты» Брюсова, в кавычках и без кавычек, — каталог различных способов любви — без любви
старое (надеюсь, ещё тут не ставила хоть? ибо нипомню)
Утро. Прогулка. Смуглый от тёмных бус, синих отметин от вкусных её укусов, свищет он уксусно-кислый похмельный блюз, цедит сквозь зубы: «малышка, пусти под блузу», тянется ручкой, но, правда, в последний – трусит.
** Ночью она выдыхала ему на лоб горькую нежность изнежившейся гетеры, и вынимала из сердца остатки пломб, дерзко шутила – мол, все эти кавалеры так холодны и трусливы, хоть сразу – в гроб, лоб целовать и чуть щупать внизу бугристость, и отстранять от него целину-лобок – мягкую поросль и сдержанную холмистость…
Он настигал, он настаивал дево-чай, клял мать-и-мачех - славянистых пуританок, он обещал, что сумеет и укачать, и раскачает, как люльку по-над лиманом – тёрпко-солёным, густым, как ночной туман…вот-вот заманит – манок так пронзает пустошь…Делай же, девочка, пробуй, давай, сама, - может, ты сможешь лучше…
Девочка делала, злилась, делила нот н*а два протяжность, считала скачки-длинноты. Тыквой летело в предутренность их ландо и замирало у дьявола на болоте. Дьявол раскачивал люльку, и лилий сок лил ей в лоханку и капельку – на предплечье. Дьявол был слабым – всего за один часок не умудрился серьёзно их искалечить. Дьявол хромал, и был крив да и просто хвор, был неумел и, болезни свои лелея, стал себе сам же – палач и себе же – вор, - не успевал получить (вишь, рука немела…)**
Утром они выходили послушать птиц – в средних широтах в постзимье – такие птицы! Он замышлял втайне криг – ну, который «блиц», и тяжелела и тёрла карманы «спица». Девочка прятала руку ему в карман, жалуясь: холодно, сесть бы нам у камина… Жёлтой косынки пушистая бахрома мантией царскою ей золотила спину.
Он размышлял, что давно бы её - на цепь – пусть бы бродила, как кошка, читала всхлипы… и что он чёрту отдался бы за рецепт слышать её прерывистый и осиплый голос, забыть о пробежках, не застывать, видя, как рвёт её ветром постылый jogging…
Ну а она ему: «ну же, не отставай! Что же с тобой вечно не слава Богу?»
... - думала, что пробежки – тюремный круг, медленная размеренная прогулка, что этот глупенький мальчик – давно не друг, только, дурак, закрылся в своей шкатулке…
Им бы не думать думы, не мерить мер – кто сейчас меряет морок да семикратно? Здесь - как и всюду принято a la guerre, здесь ни глаголы, ни действия невозвратны!
Это – как завтрак, который не сходный с «завтра»
недосозревшей пылкой Шехеризады.
...дьявол болел. Был безвредным из лилий сок. Или чёрт просто неправильно час засёк?
Вышла осечка.
Детям – сидеть в «СИЗО», смахивать с ворота бисер стихов и слизи…
Голубь клевался с нежной голубкой сизой, но убедился, что, видимо, - не сезон.
