И музыка и философия рождаются из тьмы, из мрака. Не из тени, нет, из темноты, из непроглядности, из мрака. А человеку нужен свет. Человек должен жить на ярком, постоянном, беспощадном свету, так,
Всё начиналось, как водится, по звоночку, - парты, мастика, вазоны, оскал доски… Небо плескалось в окна из серой бочки. Скука сжимала нежно твои виски. Было обычно. Порвалась – худышкой тонкой – нитка урока, - ну что ей до узелков?
Тётка читала сказочку про утёнка, гадкого от глазёнок и до носков.
Стены звенели и пахло соломой в классе. Лампы шипели, споткнувшись на мотыльке. Ты рисовала грудью, как трепыхался алый пескарик на кровяном мотке. Как он качался, ошмёток червовой масти! Как окислялся, как впитывал валидол!.. Явь наплывала щукой, поди, зубастой, крепко сжимающей в челюстях бомбу-боль.
Ты поднимала руку, просилась выйти. Стук ботильонов взбивал коридор в безе. Мойка глотала сопли, как волны – Свитязь, или как нефть – зачерненный Туапсе. В зеркале грустно-злобно кривлялся бантик. Полз по стене испуганный таракан. Боже, - ты думала, - что мы за акробаты? – даже не можем смыться сквозь этот кран. Что мы за школяры, за шакалы-щучки, что мы за птицееды, за правдору… Круглогодично сжигаем февральских чучел или бросаем мыться в сортир в дыру,
бесимся, отбиваемся, клювы точим, корчимся, пережрамши обедом «смех»… В общем, - вот так и варимся в бочке общей с надписью: «не ныряйте, пляж не для всех».
Ты возвращалась в класс, собирала вещи. Комкала пескарюшечку в кулачке.
Тётка указкой целилась тебе в плечи, громко читала лекцию о «сачке».
Стёкла звенели, стёкла… Звенело в ушках, - вот, доревелась, девочка, до звонка.
Девочку расстреляло из нежных пушек сказочного языка.
*
…и вот так и болталась девочка на уроках, и растила в каморке злой марсианский мох. И просилась выйти куда-то у чернобога, и кричала, напившись, богу: «учитель плох!»
И болтала своё сердечко на алой нитке, ковыряла крючком в пескарике – и насквозь… Белы перья пыталась смыть с итальянской плитки в тёмной ванной, - правда, так и не удалось.
Обрастали окрошкой пёрышек белы руки. Трепыхался пескарик, всхлипывал на уде…
Зажевало в человеческой мясорубке мягкокрылых чувственных лебедей.
А весна задремала в пробке над старой сказкой, а весна белым снегом пудрит утиный нос…
В тёмной ванной, в чёрном озере итальянском тараканы на старой плитке выводят SOS.
