нет, это не рио-де-жанейро:
тигр на бежевой клетке,
стены, ржавые, будто трубы,
добрый динозавр, сидящий под капотом зелёного мерседеса,
синеглазящего под окнами,
- я приземлилась в космосе советских отелей,
заключающих в свои объятья гопников и проституок,
я мчалась в этот постгагаринский космос убогости,
я шла в этот мир мимо общих клозетов и затраханных душевых,
переступая через экзотику и полулюксы,
переминая в ладони тростники и бамбуки,
перемалывая губами все жемчужины мировых карт
вместе с раковинами -
я шла в город твоего детства,
в город синеглазых мерседесов,
в город, в котором мои зелёные глаза
станут синими,
выплакав ровенские пруды, где
бульдоги разделывают лебедей
лебеди, пожиравшие хлебный поп-корн,
больше никогда не вернутся к местному поп-арту,
к детскому шансону,
к целующимся парочкам
с дохлыми голубями мира в глазах…
благословенен будь, жёсткий шашлык и кетчуп,
травяная самобранка рекреационных зон и свобод,
тёплое пиво с хвостом возвращённых очередей…
благословенен будь, город ровной кривизны,
шероховатой заброшенности,
двоичного одиночества,
расправляющего крылья сколиоза,
ровного дыхания, не
совпадающего во времени –
только в короткой длине койкопространства
нет, милый, это вовсе не рио-де-жанейро,
это даже не хостелы соседних государств,
не палатки в пустынях египта, в который только и остаётся, что
сбегать от ирода, убивающего в тебе ребёнка –
протягивающего первые таблетки,
протягивающего язык для поцелуя,
протягивающего тебя по станциям и полустанкам,
передающего тебя из рук в руки, но
не слишком быстро –
начинающий ирод,
словом,
здесь от него, наверное, и не спрячешься
нам будет слишком тесно лежать в этом микрокосме,
заграбаставшем в лапы названия нашу долбаную страну
с её вечными жалобами и придыханиями,
с её слезливостью,
с её странностями,
путаными объяснениями,
путанными замашками…
нам будет слишком широко лежать –
столько пространства на выдумки и никаких сил на реализацию:
скрипящие лестницы, доносящие голоса лиц неопределённого статуса и национальности,
шоу автомобилистов, взявших в осаду оперный прямо под нашими окнами,
сладковатый запах морального разложения предыдущих постояльцев, -
всё это сбивает с ритма,
сбивает с мысли,
просто сбивает…
когда-нибудь,
я надеюсь, когда-нибудь
я не поеду в твой родной город, где даже стены не раскачивают,
я просто напишу, что это – не рио-де-жанейро, что
ради тебя мне пришлось совершать преступления, переступая через экватор
нашего «ровно», ошибочно называемого рубиконом –
руби-на-корню, вот как нужно…
когда-нибудь,
сидя в мерседесе, не страдающим ни цветностью, ни косоглазием,
вспоминая милого ровенского динозавра,
ты спросишь меня, написала ли я о нашем
goodbye-to-heaven-voyage
я скажу: да, конечно,
осталось только подправить фактаж, провести расследование,
уточнить у даля несколько смыслов,
оттренировать ударение о землю,
словом,
ты же всё равно этого не читаешь –
слишком много букв,
слишком мало смысла,
лень напрягаться…
сидящий между нами тринадцатый апостол сплюнет,
обнажит в улыбке коричневые зубы
(в тон клетчатой тюремной рубахи),
отопрёт дверцу автомобильного карцера,
предупредительно подморгнёт: мол, пройдусь по надобе,
но перед уходом
кисло чмокнет меня в губы, бормоча:
10 килограмм лишнего веса, детка,
зачем тебе ещё и буквы?
