То ж, что мы живем безумной, вполне безумной, сумасшедшей жизнью, это не слова, не сравнение, не преувеличение, а самое простое утверждение того, что есть
На сетях твоих - дикие тесные хмури-степи.
На губах твоих - дерзость горелая, яд и ладан....
Я когда-то вгрызалась в них, как земляничный стебель -
в бледно-лешую топь средь засохших грибов-мулатов.
А теперь - научилась кусать, - хоть отравно-кисло,
понарошно-подурошно, - но промываю - пеплом...
Или солнцем, съеженным, словно комок ириски -
черной-черной, как пятка сидящего в дурнях неба.
... ампутация крика - охапкой улыбок-ножниц...
...Амазонка света под кожей - вахтером рая...
Я в чужих постелях голос твой междувздошный
опесчаненным потом по пустошам натираю.
Набиваю подушки хлопьями пальцев певчих.
Замираю - норошкой, жар-вором, злоденком-злыдней
на канадских границах,
камчатских далях,
кончатских смерчах,
где чем глубже и тяжче - тем легче и безобидней.
... и сиреневый лотос похмельный - забыть и вспомнить..
... и ваниль клофелинных мурашек - по рекам дрожи...
И печаль - словно пугало-голем - на птичьем поле
потерялась в ямочке между улиток-рожек...
Мне б - зарыться - в колосья чужих сквозняков и таен!
Мне б - рвануть из фарфоровой жалости к той, что вышла
из заласканной кожи, звенящей медальной стаей
("За Терпение") - к псами зализанной русой крыше,
отразившейся в лужах...
А в лужах смеяться - сказка!
Ты же знаешь, что смех самый-самый - из слез и цинка?
Из цыпленка в ошпаренной жадностью желтой каске?
Из замученных пчел, на грозовой косынке
прикорнувших словами, которые в дождь не смогут
прорасти и упасть, заслоняя тебе белсветы...
Я в чужих позорах липким песчаным соком
вытираю с губ засохшее"Как-ты-где-ты"...
И ветра в рубашках хиханьки зажимают...
И вахтеры сердца тают в поющих смерчах...
В заоконной тьме - дрожащей кровавой марле -
замирают тени твоих путеводных женщин...
В петушином клекоте, в рае на бедрах ада,
в осовевшем тук-туке сил на сплошной конечной,
я уже не вижу, как девочек диких ладан
на губах твоих тает, печали-пушинки легче...
