…чай сухарист… За окнами – гроза, –
сухая и скупая продавщица
той памяти всебабской, что со зла
и не со зла в ладонь легко ложится
мышонком длиннохвостым… Хвост – о том,
что гром и крен – а ты одна, и это –
горей горее.
Сделана!
Рядном
накрыта.
На полу исчадья ветра
кусают ноги.
Зябко.
Выше ног.
В груди лопух трепещет.
Словно танки,
ползут гудки.
…как вечно!
Как смешно! –
сдыхать и жить, как кукла ванька-встанька…
*
Я сделана из преданных божеств –
блаженства и покоя,
из сезамов
разбою слёз, садящихся на шест,
как попугаи…
Детство – в тон Сезанну –
из палевых и режущих глаза
оттенков – блеклой тряпкой трёт под носом…
…а в нём охотник знает, где – фазан…
…а вне его я знаю, где – кокосы,
где падают кокосы с молоком
твоих отказов и моих агоний,
где мотылёк, пропахший пепелком
и хрипотой, сбивает в телефоне
полка железных жирных пауков
из «н» и «е» – и падает, солдатом
войны за близость
(близость дураков! –
из талой ваты – в блюдечке щербатом,
как хищный и протяжный – в годы! – Лун….)
Я – сделана.
Из тряпки.
Трущей сопли…
Под утро сон, как маленький колдун,
прикладывает к горлу щит дамоклов –
пуд тишины, ах-мат-ной тишины,
не той, что – всмятку – вместе – в утро – с вышки…
…и попугаи, сном обожжены,
молчат, как «Отче наш», – «от-не-на-ви-жу»…
А завтра, завтра! –
Сердцем –лопухом –
под ноги небу, с потолочным гребнем…
И туша тучи чёрным петухом
над слабостью в четвёртый кукарекнет –
добить!
Доделать!
И куда – под стол?..
Где тень Никто удушит, потакая
боязни боли?!
…пятым лепестком
чай сухарчит.
И дышится песком.
И носятся в ресницах попугаи…
