Этих медленных дней, на которых кислит кислород,
под которыми воздух на время разметил границы,
серый свиток разгладить, как кошку бесшерстных пород,
подложить эту пустошь подушкой себе под ключицу
и уснуть. Мне приснится канат, на котором обнять
попытаются лёгкой обшивкой друг друга ракеты
наших писем в двоичной системе, и дрогнет канат,
и вселенная сложится в домик, для лишних запретный.
Мне приснится кефирный туман и бутылочный звон
у двери, за которой мы будем едины, как атом.
И какой-то архангел, одевшийся, как почтальон,
застеклит нам окно белым солнцем, по-детски щербатым.
И мы будем, как сахар, колоть его в дымчатый чай,
и вычерчивать формулы суммы, на мир неделимой,
наблюдать за седьмым поколеньем грачиных внучат,
по дороге на юг заглянувших в наш тёплый малинник…
Только утром кислит кислород, ненавистен озон,
и малиновый чай не справляется с тем, что покрепче,
разбавлявшим медлительность ночи стоящих часов,
без лекарства тебя в бесполезной домашней аптечке.
Это медленный вирус, худеющий на миллиграмм
за неделю, в которой улягутся три кайнозоя…
Зачехлённое солнце дрожит в окружении рам,
и ноябрь, содрогаясь, готовится к зимнему зною.
