Вода устаёт окружать тебя. Пей себя. Аквариум в горле хотя бы форелью полон, но рыба идёт косяками, съедает волны, и в горле стеклянном молчанья планктоны спят. Ты болен, ты знаешь, тобою, - ты слишком голем, зависящий от внутреннего клопа.
Он ходит там, от темечка – до предсердий, он тычет тобой – изнаночным, жаль, - в монокль, монокль бренчит, аукается «концертом», затянутым в один человечий вопль.
Он скачет там – от этой безумной польки, казалось бы, и Польша бы – под моря… Ты щупаешь, не видя, кровоподтёки – а вылилось не меньше, чем дно Днепра впитало примерно за века так полтора…
Печаль устаёт окружать тебя. Опечаль осадками, уцелевшими от тебя же, пока что влюблённых, укрытых в коленях пляжа, пока что не снявших влечение, будто скальп… - они – не поверят, - топорная выйдет каша. Они усмехнутся, но станут рукоплескать.
А клопик, противно хихикая, щиплет, щиплет, оно то приятно, то больно – не разберёшь. То сердце - бифштексик сырой, что обкончан чили, то с дыркой квадратной ненужный старинный грош. И всё – на изнанке, снаружи – стекло да пластик, ну разве что симптоматика столбняка… А клопик, видать, из из тех, кто не мог без свастик, да и сейчас не может ещё пока…
Как ты устаёшь окружать себя! У частиц твоих аллергия на их пмж дурное – и слышатся плюхи, и клопик, нахмурив брови, броосается в гущу – не хочет сказать им «цыц!»
А мир тебе чудится патокой-перегноем, подсмотренным в полудрёме в окне ресниц.
И так, заплутав, - где тело, где антитело, ты жив и счастлив ли, мёртв ли с ногами «взад» - ты пишешь по самому белому самым белым, молчишь молчаньем невыдуманных ягнят, что ты устал, а значит, и всё устало, что ты – аквариум, съевший своих же рыб. Что даже в теле замёрзли теплоцентрали. Что даже в горле доосложнялся грипп.
… но где-то локоны ужиком – по подушке. И клоп пристроился – тоже горазд глазеть!
И к чёрту- двойственность!
…вторит-скрипит избушка, что главное – хоть бы что-нибудь, да успеть.
