темнокожие звенья кожи
грузили в пирогу солнце.
близоруко щурились птицы.
близонебо рыдало солнце,
вырываясь из рук и лодки.
в огнедышащем горизонте
наливались кроваво дыры,
и птенцы там, в комочках тучек
и наветренной пенке цвета
трав, соломенных понарошку,
выпадали в залив - невинной
сединой божества природы...
темнокожие звенья кожи,
как краюху лепешки с жаром,
грызли солнце за плечи-пятки
и смеялись, почти как дети.
и не ведали, что их - десять
до сегодня, а завтра - девять,
после - восемь, а позже - меньше -
подставлять будут плечи-спины
под небесный овал землицы-
сыро-девицы, по-туземски
называющей жизнь (но имя -
суть не важно в других мирах...)
колченогие черви с медом
из воздушных цветов, и птицы
с виновато-ванильным взглядом,
и змеюшки с сердцами ду-ду-
дудками близоруко
распинали: то - солнце в звеньях,
то - сожженные солнцем звенья, -
то - завистливо,
то - с со-чувством
цвета жалости огорчелой...
я стою над заливом, грея
руки - в солнечных рваных пальцах,
душу - в водных сонливых бликах,
годы - в темных землистых кольцах.
темнокожую тень бросаю
на ладошку подкрады-ночи
и пытаюсь ошметки солнца
спрятать в лиф и впустить их в память -
в близорукую птичью память:
как чужие пра-предки, звонче
силой веры в тепло, чем теплый
и продрогший от неги ветер,
выпускали на волю солнце...
и садились в пирогу, зная,
что их завтра постигнет минус -
то - один, то - второй, то - третий...
а остался ли кто?
... по тени
пробегает блик солнца - пишет
иероглиф ночною тушью...
и пирога плывет на берег,
и пирога плывет - на память,
и пирога плывет - на звуки
перезвона пра-темных звеньев..
и загар на руках печет, как
ядовитое змейно масло...
близорукие птицы тают.
близонебые звезды пляшут.
беззаботные земли ноют,
словно раны - на полнолунье...
а пирога плывет, не видя,
кто за груз в ней сидит и дышит -
в четверть вдоха,
в пол-вдоха вдоха...
