В мире картох и крох
веник сметает лишн...
Лучших насыплют в рог
ярмарки чуд и крыш,
в супчик для вил-копыт
чертовых лошадей...
Мы - вымирающий вид
скомканных площадей,
где не осталось мест
нищенских балерин:
папороть на насест
баночек и витрин
тулится, словно зайк -
в шелк "корабля" в депо...
Бешенство разрезать
пробует кут тупой
рамы к портрету лип
в липовой чело-хе...
В городе заулыб,
в тонкой стальной блохе,
в зале для "потанцуй
в стиле электрик-мяс" -
тесно - лицом к лицу -
паззлом сложили нас.
Выпустили - потом.
Не разорвав - смешав
лица - в мозайки ком,
падающий на шарф,
чтоб никто глаз не ви -
выдадут! как не грей
взгляда...
Без головы
мечется лошадь-грей
дориандорно по
городу.
Прятки...
Пря.. -
наши - идти в слепой
вызов на полрубля -
в морды и на штыки
банок и лживых панн,
в площади-индюки,
в фишечный океан,
в фиговый шалашун
sos-нет-склероз-друзей,
в зябкий осенний шум
шавок, что - бирюзей
неба - в чумазых лбах
носят корону блох,
веруя: ни аллах
крыс, ни колбасный бог
их не погладят по
паршам....
(Как суп кипит
в чане души... тепло...)
Мы - сумасшедший вид -
жарящийся в соку
собственных жертв и жал...
Лунами на снегу,
между колес и шпал,
прыгающий, как тень
нищенских балерин -
в пряткотеатре вен
змеев горынь-добрынь,
в пряткоузле аорт
огненных саламандр...
Мы - ненормальный род,
вброшенный, как в плацкарт -
детка-украли-все -
кем-то слюнявым.
Мы -
вписанные в рассол
утренней кутерьмы,
в наглые губки лжи,
в томный туман дерьма...
Кажется, не дрожим.
Глазками, как хурма -
мягкими, пятясь, пя-
пялимся на "вокруг"...
Нам запретили спать.
Нам прицепили плуг -
вместо хвостов -
пахать,
вкатываться - в навоз,
между гламурных хат,
мужде пузов и поз,
между собой и "я" -
тем, что узнать - низзя...
Бешеная скамья.
Шавочка-бирюза
спинкой - о ножку... Так
тщетно - к лицу - лицом...
