... мы шебуршим о сумрак, как тела,
сплетённые назло друг другу. Болью
давясь и потом, тишиной кричим... -
они не слышат (думаем) - и вновь
вплетаем нити душ в печальный сквер
оттенков сери, сизи, - как сизифы,
мы катим кожу сердца - камнем - в пыль...
Они всё видят.
Рядышком - за кисть
придерживая - думают о нас
и колесницах-лепестинках звёзд,
где голоса чуть громче и прозрачней,
где их слова пропахли льдом и мятой,
когда пропали на земной волне.
Приёмник говорит нам: "Постучи
улыбкой - в воздух, радугой - в животик
луны. Качнётся время, как стена,
и будет видно шов двух сонных царств"...
... на шве - они.
Качают этим швом,
черёмухой пушистой, как башкою,
дырявым полем и солдатской пылью,
больничной ложкой, ветром-черпаком,
но в этом всём - один лишь светлый дым,
воспоминаний хвоя и дыханье
купающихся в солнце куполов,
прозрачных, словно кожица святых
ребёнков...
Что нам слышно там, в дыму?
"Мы будем гладить радугой и сном,
а вы нас вспоминайте, но - легко:
как чёрный мак в соломенной пашне
и красный мак на прорези ладони,
как яблоко в малиновых ветвях
и птицу в тёплой яблочной коре,
как старика на синих парусах,
как шум детей лавандовых в межгорье,
как золотых барашков цвета моря,
без боли и без цвета вообще...."
Безцветье.
Лёд, и мята, и стена,
в которую мы пишем не слезами -
живой водой.
Стена целует в сон,
и мы вступаем в свет, как в хоровод, -
все вместе.
Все, лишённые границ,
все-помнящие камушки, под кожу
которых заплывают, как река,
родство, любовь, и память, и "всегда"...
