беглые дрожжи в белой ладони улиц,
график сгущённой сыворотки бессонниц,
мелкие соли страха и напряжений –
это – рецепт стекла, что тебе подскажет
в первый, второй и последний момент удара,
кем ты сегодня почти понарошку будешь:
– мухой, несущей африку между глазок,
лапками соскребающей все пылинки
с вечно небритых коленок и икр асфальта,
с кухни богов, где горшки, как струна, разбиты.
– пчёлкой, переливающей в тёплом брюшке
мёд, загоревший под жёлтой полоской солнца,
чёрной полоской неба и той, прозрачной,
тонкой тесьмой жужжания в такт огромных
ярких подсолнухов с камнем в огромном сердце,
не собирающем пчёл…
– или, может, будешь
бабочкой, кимоношными рукавами
бьющей накормленный потом безумцев воздух,
стонущей, не умея считать капусту
в морге сачка, опущенного ребёнком.
– может быть, комаром – неумёхой, кровью
пишущим иероглиф любви на коже,
зная: подохнет, но эта старуха-нежность
слишком заманчива, слишком – не отказаться…
беглые дрожжи ушедших на юг детишек,
сладко-сгущённые реки, что режут город,
соль на колёсах автобусов переспевших
и заварные пирожные с мутным чаем,
вылитым в ракушку возле плиты, стыдливо
жемчуг прикрывшую трубами…
сто рецептов,
двести рецептов стекла – выбирай любое,
лбом щекочи его, чтобы смеялось больно,
а не с издёвкой.
триста рецептов, тыща –
пе-ре-ли-вается – не успеваешь в сроки
переменить на разлёт рукавов их скромность,
перековать хоботок на прохладу жала,
переманить личинок чужих инсектов –
не успеваешь быть хоть на долю кем-то…
беглые йорики блох в шерстяных очочках,
анорексичная саранча с зонтами,
толстый навозник в пенсне, потерявшем винтик,
смотрят уже которую ново-вечность
сквозь твоё тело, любого стекла прозрачней,
хоть и не тоньше, сквозь кровяные лапки,
сквозь заварные взгляды твои – мол, что вы
пялитесь?! – нет, чтоб перчаткой плечо погладить
в первый, последний и вечный момент удара,
слишком брезгливого, чтобы тебя пощупать…
тихо жужжишь бесхозным стеклянным горлом,
будучи всеми, но кто же тебе поверит –
разве инсекты могут смотреть на стёкла,
словно зверёк ручной, что легонько морду
тычет под раму-одежду земли смущённой?
разве таких вот можно трепать за холку,
имя массировать выдохом тёплых ливней,
имя массировать – имя того, кто сам и
с именем не знакомился сквозь стекло?
… там, где подсолнухи вечно колышут ветер,
там, где привратники астр собирают листья,
там ты, наверно, узнаешь, кто ты, но разве
сможешь шепнуть стеклу на последнем вдохе?
... брызги разбитых окон.
сквозняк.
и точка
сплющивается в закатно-закатный шар…
Жизнь людей-наскомых:) Завидую ,что вы всё написанное понимаете,я - не всё,а местами - ничего:)
ну а завидовать зачем?)
Ну как зачем,хотся понимать ВСЁ,а не получатся:)
тихо жужжу хитиновым геликоном,
снова в твоё стекло упираясь рогом,
в кровью на нём нарисованный иероглиф
и причитаю: зачем мне рифмы, зачем мне...
что-то когда без них эта дама вполне свободно
дерзко обходицца как без воды и света
в толще земли обходяцца те инсекты
что превращают в кашу мозги поэтов...
.....
простите, учусь помаленьку у Вас писать стехи, размешивая своей деревянной лопаткой загусшие в своих жестяных банках, но очень красиво блестящие на воздухе цветные краски (ежели растворителю хватит)
пардон...
Всегда Ваш
растворителя всегда хватит)
а рифмы - условность.
правда, учителя вы нашли странного... не советую)
Да-с...рифмы стих портят, говорили классики японской поэзии. А учителя мои все странностью всегда отличались, чего ж тут... я им как раз свой последний опус посвятил... не для промоушена - ежели интересно, почитайте "Бурлаки Луны", там они почти все перечислены...
спасибо Вам
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!