Мне так хочется книгу, сигару и мягкое кресло,
и печального пса - лабрадора, что спит у камина,
а еще, - свадьбы внуков, от правнуков было чтоб тесно,
и веселых друзей, и чтоб в вазе - осенние георгины…
Как лечиться мне, врач? Аспирином с малиной?
А еще очень-очень хочу управлять научиться
самолетом, крутить чтобы петли, воздушным стать асом;
постоять на вершинах Тибета, с Непознанным слиться,
и с Всевышним точить ежедневные лясы.
В чем же хворь моя, лекарь? Неужто нет спасу!
Чтоб за осенью - лето, парным молоком упиваться,
чтоб на солнце лежать среди трав, расцветающих, в поле,
чтоб за шиворот божья коровка рискнула забраться,
облака и Вселенная - дальше; свободы чтоб вволю...
В самом деле, мой знахарь, так сильно я болен?!
А потом среди сосен чтоб в озере чистом
вниз лицом плыть, и было бы мне интересно
крокодила послушать, который со свистом
распечальным летает, и кто крокодилья невеста…
Сколь в остатке сухом, эскулап? Только честно!
Но и это не все. Я хочу океанских соленых
брызг в лицо, и пусть чайки в фиордах тревожно
зарыдают; и пусть Дон Кихот - молодой, и влюбленный -
Тарзан, и лукавый Мюнхгаузен врет пусть безбожно.
Неужели, целитель, я так безнадежен?!
Я хочу пианино оббить птеродактиля шкурой,
и сыграть вместе с Бахом и Моцартом и с «битлами»
колыбельную войнам-штормам; на пленере с натуры
Мону Лизу писать, а модель – молодая красивая мама.
Что же делать мне, док? Запасаться венками?
Мне бы счастья в руке, теплым легким комочком,
лучше - пальчик любимой, родную головку
на плече, чтоб дыхание жарко - на шее, и в мочку
чтоб губами впервые уткнуться неловко…
Доктор, я не готов еще к вечной ночевке!
Жил уже? Или буду? Прощаюсь?
Здороваюсь? То ли – Простите! -
молю, то ли снова рождаюсь...
Доктор, что со мной?! Правду скажите!
