«Мы на всём оставляем отпечаток своей личности - сильный информационно-энергетический след - утверждает доктор биологических наук П.П. Гаряев, - Такими следами пронизано буквально всё вокруг нас - сама атмосфера, предметы, вода и воздух. И следами не только живых людей, но и тех, что ушли»
Но если уж любая вещь обладает свойством памяти, то вряд ли зеркало является исключением. Особенно зеркала с амальгамой из серебра - исключительно информационно емкого металла. Нельзя исключать и того, что при определенных условиях информация, когда-то запомненная зеркалом, может им излучаться. А значит, и воздействовать на человека.
В самые апокалиптически-застойные, махрово-атеистические времена даже в Колонном зале московского Дома Союзов при чествовании очередного усопшего кремлевского старца завешивались все зеркала. Боялись, душа покойника уйдет не куда положено, - а в зазеркалье. Да еще утащит кого с собой, а после и вовсе станет тревожить, напоминать о себе, совесть изображать, духов тьмы накличет.
Медиумы полагают, что хранилище времени - старое зеркало передает позитив и негатив поколений. Поэтому, например, нельзя вешать его напротив своей кровати. Душа во сне выползает на лицо. Высвобождаются негативные эмоции, и зеркало около кровати будет отражать их обратно. По этой же причине зеркалу нельзя корчить рожи, и нужно больше улыбаться.
С удивлением я недавно узнал, что в детстве и отрочестве довольно долго обитал среди редчайшей мебели. Старинное зеркало-трюмо, ажурная этажерка, добротный купеческий шкаф, закованный в железо комод, красивейший резной буфет и изрядно потрепанный, местами продавленный диван с валиками и зеркалами на спинке. Не менее поразительно – вся эта мебель раньше стояла в немецком штабе в Виннице. Штаб находился в маленьком доме справа от входа в городской парк. Домик снова занят под очередной штаб. Дед с бабушкой жили там после войны, и когда, в связи с дедовским очередным назначением, переехали в Могилев – Подольский, захватили с собой обстановку.
Как представлю себе сейчас, что мы обедали, принимали гостей, давили виноград и шинковали капусту, а однажды гуляли всем классом на массивном четырехтумбовом, с толстенной столешницей, резными завитушками-меандрами и десятком ящичков, столе, на котором когда-то лежали немецкие карты, гитлеровские директивы и, не исключено, документация и планы ставки «Вервольф», эх..!
Огромное, уносящееся под потолок, озероподобное, траченое рыжими оспинами ряски, зеркало напоминало, заполненный водой, глубокий карьер, было многомерным, имело объем, уходило в себя. Ближе к ночи на его дне начинали ползать тени, тяжело колыхались темные локоны водорослей, как белкИ чьих-то глаз, посверкивали голые осколки рыб, и доносилось сопение и чавканье волн, облизывающих массивную деревянную раму.
...Дед подобрал, сверзившегося откуда-то с крыши, вороненка. Имя ему дали классическое - Карл, хотя я, по малолетству, звал его Карлик. У него были нахальные глаза беспризорника, любопытный клюв, ненасытная и спонтанно опорожняющаяся утроба и, как следствие, сволочной характер. Вороненок хромал и волочил крыло, что вовсе не мешало ему оказываться в самых неожиданных местах. Но постоянным ареалом его обитания была кухня. А еще он время от времени присваивал бабушкино ожерелье, пока не заныкал его окончательно, скрипел, прикидываясь дверками шкафа, передразнивал соседского кота и по-дедовски ...кашлял.
Летать не получалось и любимым занятием Карла, кроме пожрать, было посидеть на трюмо, заглядывая в его бездонные трюмы. Он подолгу что-то там рассматривал, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, с кем-то в пол голоса переругивался, иногда испуганно отмахивался здоровым крылом, словно творя крестное знамение.
И вдруг исчез. Поиски от подпола до чердака ничего не дали. Грешили на мстительного кота, но улик не было, и бабушка растеряно пошутила, мол, упал в зеркало и утонул. Я не поверил, но зеркало невзлюбил.
Каникулы скончались, я убыл домой. Часто вспоминал Карлушу. Через год приехал к деду с бабой снова. В связи с поздним визитом-наплывом-застольем гостей был определен ночевать на диване, который стоял ну, вы поняли где, - напротив трюмо, конечно. Ночью я проснулся от какого-то шума и на самом дне зеркала узрел сначала смутное движение, а потом чей-то силуэт и внимательный взгляд. Взгляд оказался моим собственным. Но дальше раздался натужный скрип, с потолка упала ослепительная линейка света и там, на дне, уперлась мне прямо в грудь. Потом она стала расширяться, словно раздвигая мое тело, и из меня возник ...ворон. Карл, собственной персоной! Заматеревший, со здоровыми крыльями, но по-прежнему слегка прихрамывающий, солидно покашливающий и с крутой мажордомской грудью, богато упакованной в бабушкино ожерелье. Постояв на краю разъятого меня, вглядываясь со дна зеркала в темноту комнаты, не видя меня, скукоженного на диване от ужаса в нолик и, явно не обнаружив искомого, ворон подмигнул, четко, по-военному развернулся на одной пятке и исчез в луче света. Брешь в моей груди опустела, стало легче дышать.
Утром бабушка рассказала, что ворон, спустя пару месцев после моего отъезда, все-таки вернулся. И не один, а с ...мужем. Карл, на самом деле, был Кларой.
Cупруг, которого она привела в «родительский» дом оказался диким, неотесанным, зато очень самолюбивым, и в силу этого, - глуповатым. Ночевать предпочитал на улице. Вобщем, не прижился. В один из редких визитов, застукав Клару перед зеркалом, сначала едва не размозжил себе голову, пытаясь задать взбучку виртуальному сопернику, а после поставил жене фингал под глазом, расколотил бабушкину, (тещину?), любимую чашку и ушел из дома. Вернее, улетел. Просидел целый день на груше в саду, пока Клара не смирилась, присоединившись к нему. Они долго выясняли отношения, потом, придя к согласию, сделали круг над домом и с тех пор мы их не видели.
...Полудрема, полоска света в ночном зеркале, скрип кухонной двери, открывшейся сзади от сквозняка и отразившейся в зеркале – это объяснимо. А вот призрачная и, вместе с тем очень живая, воронья фигура с ожерельем на бюсте! Скажете, привиделось? Но как она могла мне присниться, - уже взрослая птица, никогда взрослой мною не виданная?!
P. S. Неужели приходила повидаться?!
На следующий день после окончательного отбытия вороньей четы нашлось ожерелье. Оно лежало на видном месте, на трюмо, вплотную к зеркальной поверхности, словно только что сплюнутое на берег потусторонним прибоем. Бабушка его больше никогда не надевала.
