Завтра должны были привезти из магазина новые стулья. „Что будем делать с этими хламом?“ - имея в виду старые, спросил брат. Я сгримасничала и пожала плечами. „Понятия не имею. Мне - „до лампочки“. Тут поморщился брат - он не любил моего слэнга - „Ты хоть знаешь, что сделать - то „до лампочки“. „Нет, а что?“ „Не знаешь - так не болтай!“ (Чёрт! Вечно он меня учит! ) „ Ладно, мне всё равно“. Брат задумался: „Хорошо бы их отвезти на дачу, но где держать до весны?“ Я быстро нашлась: „Может на балконе? Сложить друг в друга, потом друг на друга, закрыть полиэтиленом. И классно будет.“ Брат заглянул сквозь балконное стекло - туда, где влажная питерская зима завалила мир голубоватым снегом, а там, как раз, воробейчик прыгнул по перилам и улетел (надо же – так холодно, а и ему - „хоб хны“. Интересно, почему я всегда замечаю птиц, хоть краешком глаза, а замечу, и что-нибудь подумаю, вроде, вот ведь, умеют же летать, как тень мелькнут, и нет им до меня никакого дела ). „Нет, до весны далеко - отсыреют, потом рассохнутся - совсем развалятся. В подвал - бы их или на чердак“. На это опять я, чёрт дёрнул за язык, тут же придумала, пойти в жилконтору и спросить разрешения. Но брат мой - пессимист: „Ты что, не знаешь, - да никогда. Впрочем.. я не пойду, а ты сбегай сама, попробуй, шансов мало, но вдруг... . Давай, давай, подсуетись “. (Вот, пожалуйста, уже и командует). Конечно, я не хотела никуда идти, потому, что терпеть ненавижу просить этих дур - вечно они выделываются, всю душу вымотают, однако, пошла - что делать, сама предложила. Напялила шапку, нагнулась, застегивая сапоги, в голове поехало (заболеваю, что ли?), накинула пальто, хлопнула дверью и помчалась вниз по лестнице с нашего 5-го, последнего, без лифта.
Ну улице было противно - сыро. Я вдохнула холодной свежести, и зазнобило, и заныло в висках, пробежала, поехала по длинному, черному каточку на мостовой, в конце, вдруг, споткнулась, чуть не упала (что такое со мной?), и поплелась уже потихоньку в жилконтору, благо она помещалась совсем близко, в одной из парадных соседнего дома.
Мне повезло, ждать не пришлось. Я постучала в дверь. „Войдите!“ Вошла. „Минуточку! Подождите!“ В комнате было темновато, и после яркого света улицы я не сразу разглядела женщину за столом, но, пока ждала, разглядела - пишет, худощавая, средних лет, „химия“, очки. Ярко-желтая, мохеровая кофточка не вязалась с казенным обликом, и её «цыплячность» мне понравилась. Женщина подняла голову: „Течь?“ „Что?“ - я растерялась, глядя ей в глаза. Увеличенные толстыми стеклами, светло-серые, слепые (очки-то для близи), они поразили меня, смутный, тревожный сквознячок протянул в животе. Чуть было не вспомнила что-то, но не успела. Женщина сняла очки и, раздражаясь моей тупостью, повторила: „У вас течет? Батарея, кранЫ?“ Я льстиво захихикала: „Нет, нет, здесь все в порядке“, и умильно затарахтела, уже ненавидя гадкую тетку (за что собственно?) : „У меня просьба, стулья старые сложить до весны где-нибудь, на чердаке, например, или в подвале. Только до весны, 6 стульев всего, новые купили, а старые на дачу хотим, но только весной, а покуда некуда сложить, может быть, можно, как-нибудь, в подвальчик...? Тетка удивленно подняла брови, расширив свои уже обыкновенные, зрячие глаза и вдруг сказала: „Хорошо! Вы сама их принесете?“ Я опять замешкалась от неожиданности (помогать она, что-ли, вздумала?) и обрадовалась, наконец,: „Сама!“ „Хорошо! - повторила тётка, и я возлюбила её всем сердцем. „Когда вам надо?“ „Может сегодня можно, завтра утром новые уже...“. Она крутила телефон, а я ликовала (ну, надо же!), любуясь её деловитостью и еще не веря удаче. „КлавдИя (ударение на и), ты дома? Можешь сейчас подвал в 9-ом открыть? Тут- девочка, - она поправилась, - девушка, стулья хочет сложить .“ Пауза. „Разумеется.“. Женщина положила трубку: „Несите стулья ко второй парадной. КлавдИя сейчас подойдет с ключами.“ - и улыбнулась, видно, сама довольная тем, что все так быстро и ладно устроилось. Я поблагодарила „огромным, огромным вам спасибо“ и помчалась домой, радуясь нежданному успеху.
„Эй, - крикнула я с порога, влетая в квартиру, - Игорёша, все в порядке, берем стулья и потащили во вторую парадную, туда сейчас какая-то КлавдИя придёт с ключами.“ Я взяла два стула, брат - четыре (он у меня здоровенный, очень сильный) и через пару минут мы были уже на месте. Клавдия еще не явилась и, затащив наше добро в парадную, мы стали ждать ее у лесенки, ведущей в подвал. Игорь пристроился на стуле, а я, подпрыгнув, уселась боком на перилах, помаленьку скатываясь вниз. Брат рассердился: „Слезь, грохнешься!“ (О, Господи! Опять учит! Где же я раньше видела эту тетку?) И вдруг вспомнила. С ума сойти! Во сне! Вот чудеса! Сны снятся мне часто, но проснувшись, я их почти не помню, а потом и вовсе забываю, даже самые страшные и самые приятные, однако тот сон почему-то застрял в башке. То не был „ужастик, но и не „подарочек“ - это точно. Мне снилась женщина, похожая на „из жилконторы“, и была она тоже чиновницей, и я спрашивала ее о чем-то, а она отвечала, что-то, вроде: „Нет! Нет! Только в сентябре!“ и сперва писала, а потом все совала мне в руки какую - то справку. А я все спрашивала и краем глаза видела в бумажке „сентябрь“ точно, а вот год и число, то ли 6, то ли 29, никак не могла разобрать, и меня ужасно это мучило. Вдруг она сняла очки, нет (это в жилконторе были очки - у этой не было), она открыла глаза (они были до того, оказывается, всё время закрыты) и меня передернуло - глаза без зрачков - одни белки. Я поняла, что это смерть, но не испугалась, просто очень противно, гадко стало, и проснулась. Ясно, теперь, что я не успела вспомнить в конторе, когда смотрела той в глаза. Смехота! „Игорь, знаешь, .. .“
Но тут явилась КлавдИ я, оказавшаяся нашей дворничихой, - я часто видела ее, сгребающей по утрам снег. Типичная такая баба, одетая потеплее. „И-и-и-и!“- пропела она сипло, глядя на брата - а это кто? Она ж сказала, девочка“. „Мой брат“. Клавдия растерялась и замешкалась. (Странно, какая ей разница, девушка, не девушка? Испугалась здоровенного парня, что ли. Чушь какая-то! Она ж его, наверняка, сто раз видела во дворе, а он приметный такой. Может она тупая? ) Игорь тоже почуял, что дворничиха колеблется и тут же ее „обаял“, как он это здорово умеет. „КлавдИя, простите, не знаю я, а как вас по - батюшке, имя - то уж больно красивое, а отчество, верно еще краше“ - запел он и КлавдИя (очухалась) пропела в ответ: „Васильевна - я“. „Чудесно“- запел он дальше - КлавдИя Васильевна, звучит, как музыка“. (И правда, действительно красиво). А Клавдия уже звенела ключами, создавая еще и музыкальное сопровождение к их дуэту.
Прихватив свои два стула, я спустилась по лесенке и дворничиха, придерживая дверь, пропустила меня в подвал - там было темно. „А свет- то есть?“ - спросила я и замерла, не видя, куда идти, прислушиваясь, как спускается Игорь, гремя своей ношей. „А как же!“ Клавдия щелкнула невидимым выключателем. Узкий, длинный, бетонный коридор, с низким, рукой достать, потолком, стены небрежно замазаны серой краской, на одной большими детскими буквами нацарапано неприличное слово, в другой - проем, видимо, в основное помещение. Игорь уже пыхтел за мной. „И куда, прикажете, любезная Клавдия Васильевна?“ - войдя в роль, продолжал он свою партию. „Туда, туда“ - дворничиха махнула рукой на проем, - сложите в углу, прикроете, может чем, чтоб не видать, а то скрадет кто. Я тут, подожду,…..“ (Интересно, кто это здесь может скрасть, когда ключи у нее.) Мы прошли по коридорчику и свернули в просторный отсек. Здесь было темновато, электрический свет попадал только через проём, да слабо сквозил дневной в узкое оконце под потолком. Оглядевшись, я поняла, что, может, и есть, кому скрасть. Бывали здесь, видно, люди и кроме нас. Хлама скопилось уже порядочно. Доски, фанера, стремянка, ведра, банки, испачканные краской, обрамляли помещение вдоль стен. „Давай сюда» - позвал брат, показывая свободный угол. Он начал укладывать стулья, а я бездельничала, разглядывая слово на стене напротив выхода (что за безграмотность -перед мягким знаком дожна быть „д“, а не „т“. Куча же есть проверочных слов, и чему только этих идиотов в школе учат). Игорь уже загремел фанерой, подтаскивая ее для маскировки стульев, когда свет замигал и погас. Я не успела даже испугаться, только пискнула: „Ой!“, а Игорь крикнул сердитым басом : “Эй, что за шутки!“, как свет снова загорелся. „Черт, электричество шалит, - предположил Игорь и опять громыхнул фанерой, - все, пойдем ка быстренько, а то еще будем ползать тут, как мыши, в темноте“.
Но я точно приросла к полу и слышала его уже только одной своей половиной, а второй остолбенело таращилась на совершенно чистую стену коридора, чистейшую, серую, стену. СЛОВА НЕ БЫЛО! Моя первая половина хотела повернуться к Игорю и пропустить его вперед, чтобы убежать поскорее прочь, наверх, на улицу, но вторая вдруг сказала: „Игорь!“ и я услышала свой голос, как будто со стороны, так странно и незнакомо прозвучал он, громкий, хриплый, пресекшийся вдруг на „о“. „Что такое?“ – сердито буркнул брат. Сердце мое уже колотилось, как бешенное, кровь стучала в висках, мне послышалось, что где-то тихо щелкнул замок закрываемой двери, показалось, что потолок пошел вниз, от дикого животного страха замутило, и колени противно ослабли. „Тебе, что, плохо? Пошли на воздух“. Брат обнял меня за плечи и подвинул к выходу. „Нет! Стой! Здесь что-то не то !“ - возразила я, упираясь. „Что, не то? Испугалась? Вот уж не думал, что у тебя клаустрофобия.“ Ученый термин упал спасительной соломинкой. „Какая, к черту, фобия?“ - зашептала я, схватив брата за рукав. „Ты, что , забыл, я же по пещерам, по таким дырам ползала, я не боюсь ни фига. Здесь слово было на стене, свет погас, загорелся, а его нет, чертовщина, я чую, это не та дверь открылась, не та, а другая, другая дверь, эта тетка белоглазая в конторе, она мне приснилась, как узнала, что я из 9-го дома, я не говорила, почему там никого не было, когда я пришла, она спросила, сама я стулья принесу, зачем, почему баба эта растерялась, тебя увидев, не ожидала потому что. Игорь это не та дверь, в которую мы вошли, не та! Нельзя идти, надо понять, надо… сперва.. я знаю ... “. «Всё!» - я окончательно убедила брата в том, что спятила. Решив действовать жестко, он рявкнул: „Прекрати истерику!“ и потащил меня к выходу. Еще секунда и я бы подчинилась, ему как всегда, но у меня есть ангел-хранитель - с силой он вырвал меня из братниных рук и отшвырнул к стене, где я вцепилась в прислоненную стремянку. Ни фига! С лестницей не утащишь! „Клавдия Васильевна!“ - испуганно крикнул брат. И наступила тишина. Я молчала, вцепившись в лестницу.
„Ну, я пошел.“
„Подожди ..“
„Ну, хорошо, объясни, что происходит? Клавдия отошла на минуту, свет горит, даже если тебя так уж пугает эта дверь, так вот есть окно. Хоть и маленькое, но ты-то пролезешь.“
„Окно? Вот именно! Пойди, посмотри-ка, что за окно. Там его нет!»
„О, Господи! Ну, смотри!“
Звон разбитого стекла. Окно погасло. Тишина.
„Ну, вот видишь!“ - я была почти рада.
„Что видишь? Должны же мы, наконец, уйти отсюда или тут будем сидеть.?“
„Я выйду только в ту же самую дверь, в которую вошла, и ты тоже. На стене, напротив, было слово, а теперь нет“
„Какое слово?“
Ты ,что, не заметил, когда мы входили?“
„Нет!»
„Неприличное, на букву „б“.“
Глупый смех. (Кажется, поверил!)
„Ну, так что же мы будем делать?“
„Не знаю. Надо подумать! “
„И что ты предлагаешь?“
„Ты заметил, Клавдия нет, а мы здесь давно. Если выйдем в коридор, эта дверь закроется и мы никогда не выберемся отсюда. Для этого они оставили свет, чтобы выманить нас.“
„И что ты предлагаешь?“
……..( не верит, издевается)
„Тихо! Кто-то идет!“
Брат задвинул меня за спину. Шаги приближались, шел один человек и что-то бормотал, появился, замер в проеме, низкий, щуплый, топорщатся уши и короткие волосы, лица не видно против света, свернул (темная одежда, комбинезон?) в ближний от дверей угол, бормоча, подхватил какой-то предмет, двинулся обратно. „Эй, послушайте,“ - негромко сказал брат. Человек бросил предмет, выскочил в коридор, и стук бегущих ног, с перебором в конце, как будто вниз по ступенькам, стих. Вот как… Значит - подвал обитаем! Я почувствовала, как расслабился брат. Я тоже почти успокоилась. Мужик этот, видно, бомж какой-то, понятно, что всё сейчас разъяснится. Свет не погас, дверь не закрылась. Чудо с пропавшим словом? Мой дурацкий бред. Клавдия! Да ушла, идиотка, оставила дверь открытой, вот этот мужик и зашел. Окно? Да, черт с ним! Разберемся! „Хорошо, - сказала я - выходим! Только вместе, одновременно.“ Игорь обнял меня за плечи, мы подошли к проему и .... . „Погоди.“ Я подхватила , брошенный мужиком рулон старых обоев , положила его поперек порога и мы переступили черту.
Увы! Не напрасными оказались мои страхи. Всё изменилось. На месте выхода в парадную оказалась маленькая площадка с которой круто вниз уходила еще одна узкая лесенка. По ней, наверное, и убежал тот мужик. Внизу было темно. И снова повторился трюк со светом - помигал, помигал и погас ненадолго. Загорелся. Мы бросились обратно, но ОБРАТНО уже не было, только в стене осталась узкая щель, и из нее торчал сдавленный обойный рулон. Кто –то шутил с нами гадкие, ах, какие гадкие шутки. Ноги перестали слушаться меня вовсе и я опустилась на бетон, прислонилась спиной к стене, распрямила колени и стала растирать их руками. Брат присел рядом. „Тебя плохо?“ „Нет, с ногами просто, чего-то такое приключилось.“ „Не бойся, только не бойся!“ Голос его дрожал. „Я не боюсь.“ „Молодец, вот и молодец. Давай спокойно посидим, подумаем, что происходит, только не бойся.“ „Я не боюсь.“ „Прекрасно“. „Что прекрасно?“ „Прекрасно, что мы вдвоем, мы должны держаться друг за друга, главное, не расходиться. Поняла?“ «Ага» Огромному, ему трудно было сидеть на корточках. „Повтори-ка, что ты болтала.“. Я сосредоточилась, повторила. „Слушай, ты говоришь, тебе эта тетка снилась, может и нам все это снится?“ Страх опять затемнил мое сознание. „Нам? Одновременно? Или только тебе, или только мне? Скорее уж мы оба сошли с ума, пошли в подвал и от страха сошли с ума, сперва я, потом ты - от меня заразился.“
Игорь молчал, и я молчала, надеясь, что он придумает что-нибудь, потому что моя голова была пуста, проклятая пустая голова. „Слушай, пожалуй, ты права, как - бы там ни было, спим мы или сошли с ума, мы должны вести себя так , будто все это в самом деле так и есть. Перебьемся, я захватил фонарик на всякий случай, подумал, захвачу, вдруг там света нет.“ Фонарик ободрил меня, страх отступил (мы переиграем этих гадов и выведем их на чистую воду ). Он встал. „Ну, вперед!“ „Куда ты?“ Я тоже встала и стояла неплохо. Мы вернулись, вышли на площадку и брат посветил фонариком вниз вдоль лесенки, там была дверь. „Тихо!“ - вдруг предупредил брат и мы затаили дыхание. Сперва я ничего не слышала, только в голове как - будто легкий звон, потом неясные звуки внизу, наверное, за дверью. Щелк, щелк, щелк, щелк - знакомый звук. „Что это?“ „Похоже, кто-то играет в пинг-понг.“ „Точно! Похоже!“ Мы спустились по лестнице, звуки стали слышнее. Игорь нажал ручку и тихонько потянул на себя, тяжелая, металлическая дверь бесшумно приоткрылась, щелчки стали громче и к ним добавился звук голосов, редкие, негромкие то ли выкрики, то ли приказания - неразборчиво. Игорь заглянул в щель и широко открыл дверь.
Мне показалось, что я падаю, так неожидан был переход из тесного, пространства в огромный, полутемный зал, потолка и стен не видно, редкие светлые толстые колонны без оснований внизу, невидимые вверху, казалось, висят в воздухе, ни на что не опираясь. „Ага, сказал брат, - „здесь спортивная секция.“ И, точно, в странном этом, невесть как образовавшемся зале, стояли столы для тенниса и какие-то люди щелкали шариками - играли. Они двигались медленно, махали ракетками неумело - шарики часто падали на пол и укатывались в темноту, изредка люди издавали неясные звуки. С ближайшего стола свалился бледный шарик и подпрыгивая покатился к нам. Брат сделал шаг вперед и нагнулся, чтобы поймать его, но промахнулся и шарик проскочил мимо, ко мне. Я присела и, отпустив руку брата, быстро схватила шарик, машинально, как всегда, делая то, что, как мне казалось, хотел бы брат. Шарик коснулся моей руки и стало темно, абсолютно темно. „Игорь!!!“ - в диком ужасе закричала я, но не услышала своего голоса, горло было сдавлено и только сипело. Вспыхнул белый свет, белые глаза, без зрачков, цыплячья кофточка. „Отдай!“- сказала она и протянула прекрасную руку. „Игорь... “ - сипела я, сжимая ладонь, наливаясь отвращением и злобой, которые, казалось, распирали мое тело и оно увеличивалось во все стороны, и уже новое странное чувство зарождалось и росло во мне быстрее тела, напрягая его изнутри, как темная волна. Чувство надвигающейся опасности космических масштабов, сознание своей силы и власти защитить от нее всех в этом зале, но при условии, ах, при условии, что они и он, брат мой, услышат меня, мои слова, но ведь я только сиплю и потому слова потекли уже не из гортани, прямо из мозга, как пульсирующая кровь. «Ко мне, ко мне, ко мне...»
И белый свет погас, и все кончилось хорошо, потому что мы поднялись по лестнице, прошли по коридору, через парадную, вышли на улицу. Как чудесно, как прекрасно было там! Потому что пока мы в подвале боролись с чёртом, прошел густой снег, завалил все чистейшем, оренбургским пухом, а на кусте перед нашей парадной, действительно, „как яблоки повисли снегири“. Целых три снегиря - толстых, круглых, темно-пурпурных. Завидев их, я чуть было не взвизгнула от восторга и дернула брата за рукав, только голова вдруг опять закружилась, я поскользнулась и...
... открыла глаза. Я смотрела в лицо брата, оно дрогнуло, просияло. Я смотрела молча и слушала, как он тяжело дышит. „Алло...“- сказал брат - „ты меня слышишь.“ „Слышу“- ответила я и удивилась, что получилось очень тихо, потому что у меня вообще-то громкий голос. „Ну, Слава Богу! Ох, как ты меня напугала. Говорил же тебе, сколько раз. Что ты носишься, как сумасшедшая, под ноги не смотришь. Доскакалась.“ Опять учит - мысли шевелились в голове моей вяло. „А что случилось -то?“ спросила погромче и уже, как бы, оправдываясь. „Что, что! Поскользнулась, грохнулась, башкой, наверное, стукнулась. Валяешься теперь. Я тебя притащил домой.“ Раздался звонок в дверь. Брат встал: „Это скорая приехала.“ - и пошел открывать.
Я все еще плохо соображала, пока двое в белых халатах снимали с меня пальто, прослушивали, ощупывали, расспрашивали, что я чувствую, потом писали, потом сказали, что, вроде, сотрясения нет, что это, скорее всего, подростковый обморок, а если все-таки будет тошнить, то пусть опять их вызывают, сделали укол и убрались, наконец. Брат проводил их и заглянул ко мне: „ Ну, как ты“. „Нормально, спать хочу“. „Ну, спи“ - он исчез и закрыл дверь. Я уснула, как убитая, когда проснулась, в комнате никого не было, солнце заливало ее. Я встала, глянула в окно. Снег таял. Я пошла к брату. Он винопийствовал с приятелями, дым коромыслом, и поговорить не удалось. Потом мы виделись мельком, не совпадая по времени, занимаясь своими делами. Я все ждала, что брат сам заговорит со мной о странном нашем приключении, но он молчал. Наконец, однажды, я не выдержала и спросила у него, а не пора ли, мол, стулья забрать из подвала. Он удивился : „Из подвала, почему из подвала, я же их сложил на балконе. Ты, что забыла? Ты, ведь, тогда, растянулась. Мне не до стульев было.“ Я заглянула на балкон, стулья, закрытые пленкой были там. Так вот что, значит, и в самом деле, мне все привиделось в обмороке. На том бы и закончилась эта история и я забыла бы про нее, если бы не... .
Однажды снова похолодало и, уходя гулять, я надела то пальто, в котором была, когда упала. Подруга Надька, одноклассница, поджидала меня уже в условленном месте, мы встретились и, как обычно, стали прогуливаться по дорожкам садика, болтая всякую чепуху. Я сунула руки в карманы, машинально ощупывая содержимое, и наткнулась на непонятный круглый предмет. Достала и онемела. Это был шарик, тот самый шарик из моего сна. (Значит, все это было правда, значит брат зачем-то солгал мне, он хотел, чтобы я думала, что все это мне приснилось). Я держала шарик в руках и страх, и гадливость вдруг шевельнулись во мне, я сильно отбросила его прочь. Он был легкий и отлетев недалеко, упал под куст. „Это, что?“ - спросила Надька. „ Да, валяется всякая дрянь в карманах.“ Надька что-то говорила, но я не слышала ее, мы развернулись, пошли обратно, шарик лежал под кустом, притягивал взгляд. Мне пришла в голову дикая мысль. „Надька, ты читала „Роковые яйца“ Булгакова. „ Надька хихикнула: „Чьи яйца? Дай почитать.“ Она никогда ничего не читала и матерщинница была жуткая. Я рассказала ей о том, как из яиц вылуплялись огромные, кровожадные гады и показала на выброшенный шарик. „Смотри! А вдруг это такое яйцо. Будет тепло и выродится из него чудовище?“ Надька обожала мои «приколы» - она протопала по жидкому газону, подняла шарик, принесла, бросила на дорожку и хряснула огромным ботом. Брызнула чёрная кровь, желтый пух мелькнул и пропал, втоптанный в грязь. „Все“ - сказала Надька - „п....ц цыпленку - с..ть не будет! „ - и довольно засмеялась.
…
Ах, Надька, Надька….
Привет, подруга и истых поэтов понимающая Наташа.
Вновь говорить тебе про мои к тебе дружеско-тёпло-верно-безупречно-проходящие чрез дух отношения можно повторять пока жив повторяющий и пока сие греет слушающего...эт волшебный эликсир сознания гладящий журчанием чистоты душу обеих и натворяющий повод всебольшой дружбы,ибо отношения без фальши-гарнизон пополнящий защитников любви и правды и литературы от словобреев снаружи ненавидящих "распространение" чистой литературы пахнущей Благодарность к Вселенной(!)
Нат, поверь, ги миллиграмма обиды мерзкой нет в душе у меня...в последний раз ты сказала(после моей друганской к тебе просьбы черкануть пару слов на мою новый электр.абракадабру), я не у всех прошу подобное, ибо мало Оценщиков , лишь выплёвывающие ложь, лесть, пустословие состоящее из "нравится и не нравится", вообщем как при разворачивании вкусных иль нет блюд в кафе-ресторанах...
Вообще, заметил, что чем выше качество, что Сверху мне подаётся на вынос "литературолюбам, тем растёт также качество тишины...я понимаю(без лишней скромности), что Комментаторы Сознания, что подтекстами да в письменах, постепенно исчезают в управдомы, думать -эт пытка для них, а самое главное-Завись, это злая сука напрочь уничтожает сопереживание, осознание, Оценку и Хотение Высмотреть те крупицы истинное литературы, что крохами, да остались в чудных клоаках инета...
Не скрою Наташа, точно знаю(да покарают Верхние, ежли лгу), что ты не один час провела в раздумии как и вообще что писать на обшивке моих произведении и в конце дажь заявила, что эт невозможно, ибо сложность "кибернетическая" и ...
Да, сам понимаю подруга, но...для кого же мои абсолютно белотелые Намерения Греть, подавать, покоить, ласкать и главное БЫТЬ ПОСРЕДНИКОМ В ПРОЦЕССЕ НАЧАВШЕГО ОСОЗНОВАНИЯ ЧЕЛОВЕКОВ(?!) ФИЛЬМ ЧЁРНО-БЕЛЫЙ И В КАЖДОМ ПОДНОШЕНИИ К ЧИТАЮЩИМ ЧЁТКАЯ "ДИРЕКТИВА"-ПОДАВАТЬ В ЛЮБЫХ АРХИТЕКТОНИКАХ НАПИСАННОГО ЛЮБОВЬ И ПРИЗЫВАНИЯ ВЗГЛЯНУТЬ НА МИР НЕ СОННЫМИ, НО ЗАВЕДОМО ОТКУПОРЕННЫМИ ГЛАЗЁНКАМИ, ВОТ Я И ОТКУПОРИВАЮ, НО ПОЛУЧАЮ ВЗАМЕН БУРДЮКИ "ПОЛНЫЕ" ПУСТОТОЙ, ТИХОГО ПРЕЗРЕНИЯ И ЖЕЛАНИЕМ КУСНУТЬ ЗА РУЧЁНКИ, ЧТО ПИШУТ ТАКУЮ НЕПОНЯТНУЮ БРЕДЯТИНУ!
И вообще, почти год, ни одной "кукушки", хоть заики, что хоть самое гнусное прокукует, иль хотя бы "рискнет" узнать чойто эт пишет Чел кавказского происхождения и по какому праву пыхает новизну и способы отличить приятия пищи от акта дефекации...
Изменить форму "общения" с графоманами" приклеивающими на сайтах кулинарные афиши соседей, иль описывающих оргазм, как волшебство Мерлина?
Я пишу для людей Наташа, мне плевать какие они-хорошисты, иль ведьмы, каждый день звоню в двери любых нарисовавших корпусов фэнтези-Намерении, Намерении, чтоб человеки закончили наконец то эпоху лая, ядовыстрелов, проклятии, скверны, ненависти и ОФИЦИАЛЬНО ОТКАЗАЛИСЬ БЫ И ВСЛУХ ОТ "ОБЪЯВЛЕННОЙ ХРОНИКИ СМЕРТИ" ПРИНОСЯЩУЮ ЛИШЬ ТО, ЧТО ЗАКАЗАЛИ И НАМЕРЕВАЛИ!
ЭТО НЕ БАХВАЛЬСТВО НАТА, В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, ДАЖЕ СУПЕРГАЛАКТИЧЕСКОЕ ЗЛО В ОДНУ МИНУТУ МОЖНО ТРАНСФОРМИРОВАТЬ В ДОБРО И ЗЛО-НАДО ЛИШЬ ВЫПУСТИТЬ НАМЕРЕНИЕ СДЕЛАТЬ И ХОТЕТЬ ЭТО!-ОСТАЛЬНОЕ, ПОВЕРЬТЕ, ПРОЙЗОИДЁТ САМО СОБОЙ, БЕЗ ВМЕШАТЕЛЬСТВА ЛЮДСКОГО!
ВЕРА В НАМЕРЕНИЕ ЛЮБВИ И ЛЮБОВЬ ПОЛНАЯ ВЕРОЙ НАМЕРЕНИЯ!
ВСЁ, ЧТО ТВОРЮ Я, ВСЁ, ЧТО КИДАЮТ МНЕ ВСКОТЕЛОК-НИКАК НЕ СМЕЕТ ОТХОДИТЬ ОТ ЧЁТКИХ ГРАНИЦ ОЧЕРТАНИИ ЛЮБВИ!
ЛЮБВИ, МОЯ МИЛАЯ НАТАША, ИБО ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ ЛИШЬ ЗАВИТОЧКИ НЕСУЩИЕ ИЛЛЮЗОРНЫЕ ПУЗЫРИ ЗЛА...
Ната, милая, у меня просьба к тебе: пожалуйста, напмши малую рецензию к моей эл.книге, что вышла; ты, как никто другой можешь довести любое мистически Непонятное Блюдо до стола едоков, что собрались просто поесть...мне очень важно, чтоб Наташа инкрустировала мою визуализацию мира...
Сообщи, если просьба слишком...клянусь, пойму.
Уверен и абсолютно Ната, мои живые послания к миру еще наделают приятных шумов для человечества...
Наташа, хоть и поздновато, но поздравляю тебя с Днем рождения! Желаю тебе здоровья, счастья, успехов в творчестве.
Я сейчас болею. Да и пока редко захожу сюда.
Еще раз поздравляю, обнимаю и целую)
